— Цель? — рассмеялся Самуэль Лагранж, — это слишком возвышенное слово. Цель должна быть недостижима. А я, честно говоря, не знаю, чего бы такого я уже не добился в жизни.
Такое признание смутило Дэвида.
«Он чертовски самоуверен, — подумал мистер Лоран, — и это меня раздражает. Но в целом‑то, он прав. Ведь, в самом деле, чего ему еще желать от жизни? У него есть все — деньги, слава, успех, наверное, множество женщин. Ну, и что? Пусть все это у него будет. Пусть мы с Шейлой коснемся такой жизни всего лишь один раз. Ведь это ничего не изменит, лишь придаст нам жизненного опыта.
— А вы любите друг друга? — внезапно спросил Самуэль Лагранж у Шейлы.
Та даже перестала есть от такого неожиданного вопроса, и застыла с вилкой в руке. На всякий случай, она переспросила.
— Вы спрашиваете, любим ли мы друг друга?
Самуэль Лагранж повторил свой вопрос.
— Конечно же, любим, — рассмеялась, наконец, Шейла, — ведь правда, Дэвид?
— Конечно, неужели этого не видно? — изумился мистер Лоран.
— Да, вы знаете толк в вопросах любви, — протяжно произнес Самуэль Лагранж, — это мне ясно и без ваших заверений. И все‑таки, вы, — он посмотрел на Шейлу, — по–моему, относитесь к тем людям, которых больше любят, чем они любят сами. Разве я не прав?
Шейла задумалась. Такое ей никогда не приходило в голову. Но сейчас она поняла, что Самуэль прав. Она, в самом деле, никогда не отдавала себя другому человеку всю, без остатка. Всегда в ее душе оставался уголок, где могла спрятаться сама. А от других всегда требовала безраздельной любви.
— А вы сами, мистер Лагранж, к какой категории людей относитесь? — спросила женщина.
— Я отношусь к тем, кто умеет любить.
Наконец‑то, и Дэвид, и Шейла приступили к десерту.
Самуэль молча смотрел за тем, как Шейла пользуется ножом и вилкой. Его губы искривились в легкой улыбке, но сделать замечание он не смел.
Шейла спохватилась и постаралась есть, прижимая локти к бокам. Тогда Самуэль Лагранж не выдержал и рассмеялся.
— Американцев всегда можно узнать по тому, как они орудуют ножом и вилкой.
— Что? Я делаю что‑нибудь не так? — спросила Шейла.
— Нет, что вы. Я не хотел вас обидеть, но все почему‑то считают, что только европейцы держат вилку в левой руке, а нож в правой. А про американцев рассказывают небылицы, как будто они сперва порежут все в своей тарелке на мелкие кусочки, а потом, взяв вилку в правую руку, начинают есть…
Докончить свою сентенцию Самуэлю Лагранжу не дал Боб Саймак. Он подошел к их столику, склонился к хозяину и сказал:
— Мистер Лагранж, вас срочно к телефону. Нью–Йорк.
Самуэль Лагранж извинился.
— Это действительно серьезно, я должен ненадолго покинуть вас.
— Мы встретимся в зале, — сказала ему на прощание Шейла.
И Самуэль Лагранж удалился в сопровождении Боба Саймака. Тот следовал за ним по пятам, то и дело бросая по сторонам короткие взгляды, словно бы и в самом деле опасался за жизнь своего хозяина.
— Все‑таки, странный он человек, — задумчиво произнесла Шейла, допивая кофе.
— Не вижу ничего странного. Обыкновенный самовлюбленный миллионер, в меру умен, в меру развязен. И ничего сверхъестественного в нем нет.
— А я и не говорила, Дэвид, что он сверхъестественный человек. Просто деньги создают вокруг людей сияющий ореол. А если посмотреть вблизи, когда ты и сам попадешь в его сияние, то видишь самого обыкновенного человека со всеми его хорошими и плохими качествами.
— Мне кажется, он тебе нравится, — заметил Дэвид.
— С чего ты взял? Конечно, он мне не неприятен и, конечно же, он интересный мужчина, но не больше. Дэвид, слышишь, не больше.
— Ты так уверяешь меня в этом, Шейла, что я начинаю сомневаться.
— В чем? — спросила женщина.
— В твоей разборчивости, дорогая. Ведь почему‑то ни к кому больше в огромном зале казино не обратились с просьбой сыграть партию в покер. Почему он выбрал именно тебя?
— Ты хочешь сказать, Дэвид, что я выгляжу слишком доступной и…
— Вот именно и, — ответил Дэвид.
— Ну, знаешь ли, дорогой, мне кажется, ты переходишь дозволенную черту.
— Ладно, Шейла, успокойся, я пошутил. Действительно, разговор с ним меня немного разозлил. Я ведь абсолютно уверен, что талант купить нельзя. А он настолько самоуверен, что думает, будто может купить все за свои деньги. Но поверь, это не так.
— Я верю, — Шейла положила свою ладонь на руку Дэвида, — я верю, что невозможно купить любовь, я верю, что невозможно купить талант. И, наверное, еще много чего невозможно купить ни за какие деньги. Например, Дэвид, я уверена, что невозможно купить тебя или меня.