— Ну, тогда и не нужно плакать.
Мистер Лагранж достал из нагрудного кармана пиджака платок и промокнул слезы на ее щеках.
— Ну, перестань же, — просил он ее, — видишь, мой платок уже мокрый насквозь, а слез все еще не убавляется.
Женщина постаралась улыбнуться. И эта улыбка была словно солнце, пробившееся сквозь пелену дождя.
— Если ты, Самуэль, разлюбишь меня, то обязательно скажи мне об этом первым, — Шейла резко повернулась и сбежала по лестнице.
А Самуэль Лагранж, удивленный ее таким странным признанием, остался стоять на месте.
— Какие будут приказания? — довольно бодро осведомился Боб Саймак у своего хозяина.
— Проводи мистера Лорана до ворот, а не то, чего доброго, он еще поселится в нашем доме.
— Слушаюсь, сэр, — телохранитель отправился исполнять приказание.
Он догнал Дэвида уже возле самых ворот.
— Ну, что, не повезло, мистер Лоран? — довольно фамильярно осведомился Боб у Дэвида.
Тот, казалось, еще не до конца осознал, что с ним произошло.
— Я могу объяснить тебе в чем дело, — сказал Боб Саймак, — нельзя садиться играть с мыслью о выигрыше, нужно играть ради самой игры.
Дэвид с недоумением посмотрел на Боба.
— Я не понимаю, Боб, к чему ты клонишь.
Тот запустил руку в карман своего пиджака и, резко подбросив вверх монету, крикнул:
— Лови!
Дэвид машинально схватил монету.
— Ее просил передать тебе мистер Лагранж, — довольно весело для такой ситуации улыбнулся Боб Саймак. — Это счастливая монета, именно ее тебе и не хватало, ведь теперь ты сможешь выигрывать или проигрывать по собственному желанию. Это старый гангстерский фокус, и ты на него купился, приятель.
Дэвид Лоран, ничего не понимая, вышел за ажурную кованую калитку, за ним щелкнул замок. Еще ничего не поняв, Дэвид подошел к автомобилю и разжал ладонь: на ней лежал немного потускневший металлический доллар «решкой» кверху. Дэвид перевернул монету: с другой стороны была такая же самая «решка». Дэвид запустил руку в карман и извлек на свет тот доллар, которым играл на яхте с Самуэлем Лагранжем.
Он положил две монеты на капот своей машины и долго смотрел на них. Абсолютно разные, но в то же время одинаковые: ни у одной из них не было тыльной стороны, как ни бросай, всегда будешь знать, что выпадет.
Плечи Дэвида Лорана начали беззвучно содрогаться, и стороннему наблюдателю было бы непонятно, окажись он на дороге, плачет Дэвид или смеется.
Когда он отнял ладони от лица, на нем были и слезы, и улыбка. Он хохотал.
Когда Боб Саймак вернулся в дом, Самуэль Лагранж не без тревоги осведомился у него:
— Ну, как там Дэвид Лоран?
— В полном порядке, сэр.
— Он не сделает какую‑нибудь глупость?
— Нет, теперь уже навряд ли.
— Почему ты так думаешь, Боб?
— Потому что вы научили его проигрывать, сэр.
— Ну, что ж, это главное умение в жизни. А теперь иди и передай Шейле, что я жду ее, чтобы погулять в саду. Хотя постой. Боб, ты прекрасно знаешь людей и можешь дать мне один совет.
— Слушаю вас, сэр.
— Скажи, мне лучше самому рассказать обо всем Шейле или же ждать, пока это сделает кто‑нибудь другой?
— А что вам подсказывает интуиция, сэр?
— Я думаю, лучше всего рассказать мне самому и сейчас.
— Давать советы — рискованное дело, ведь люди спрашивают их лишь для того, чтобы им не следовать, — улыбнулся Боб Саймак.
— Мы должны будем придумать с тобой новую игру, — Самуэль Лагранж подмигнул своему телохранителю, — но только теперь Шейла будет играть не против нас, а с нами. У тебя, Боб, еще не осталось таких долларов?
— Нет, сэр, но если нужно, я разыщу.
— Так вот, Боб, разыщи, пожалуйста, один такой доллар. И если меня еще когда‑нибудь потянет в казино, то ты мне просто молча покажи такую монету сперва одной стороной, а потом другой, и я все вспомню, все пойму и не стану играть.
