Но Сантану эти слова не убедили.
— И все? — возмущенно воскликнула она. — И всего‑то? Просто подлечиться, просто отдохнуть, да?
Джина растерянно пожала плечами.
— Ну да, а что? Я же не предлагаю тебе покидать территорию Соединенных Штатов, менять до неузнаваемости внешность и жить под чужим именем где‑нибудь на Гавайских островах.
Сантана мрачно усмехнулась.
— А как же быть с тем, что я скрылась с места преступления? Не оказала помощь человеку, которого сбила машиной? Как быть с обвинением в преднамеренном убийстве, которое вы вместе с Кейтом Тиммонсом состряпали против меня? Как ты думаешь, удастся ли мне подлечиться в таком милом месте, как женская тюрьма?
Сантана с такой ненавистью ткнула пистолетом в Джину, что та, дабы не заработать синяк, вынуждена была отступить в сторону. Но когда она уперлась в угол письменного стола, на котором кучей были свалены разнообразные письма и бумаги. Джине стало ясно, что это ее последний рубеж. Больше отступать было некуда.
— Сантана, ну почему ты все время твердишь о том, что тебя ожидает тюрьма? — дрожащим голосом пробормотала Джина. — У тебя хороший адвокат, Джулия Уэйнрайт. И потом, тебе же все равно требуется лечение…
В глазах Сантаны Джина прочитала мрачную решимость довести задуманное до конца.
— О, вы с Кейтом славно постарались, чтобы оболгать и подставить меня, — с горячностью проговорила Сантана. — Мне теперь никто не верит. Меня теперь ненавидят все, даже мама и Брэндон. Даже мой сын…
Она умолкла и растерянно огляделась по сторонам.
— Единственное, чему я рада, — наконец сказала Сантана, — это то, что Брэндона к себе взял СиСи, а не ты. Я согласилась подписать отказ от родительских прав только затем, чтобы Брэндон не достался тебе.
Лицо Джины скривилось в едва заметной ухмылке, но безумные блуждающие глаза Сантаны не заметили этого.
— Вот до чего ты меня довела, — обвиняющим тоном продолжала она. — Я вынуждена была отказаться от всего: от семьи, родителей, даже от собственного сына, только чтобы ты близко к нему не подошла.
Почувствовав слабость, которую проявила Сантана, Джина тут же уцепилась за это.
— Послушай, — умоляющим тоном сказала она, — мы ведь обе любим Брэндона, мы обе в нем души не чаем, мы желаем ему добра, неужели мы никак не можем договориться?
Сантана горько засмеялась.
— Договориться? Мне даже смешно слышать из твоих уст это слово, Джина. Как я могу договариваться с тобой? Это же просто смешно. По–моему, ты даже сама не понимаешь, как смешно звучит это слово в твоих устах.
Джина осторожно подалась вперед.
Отуманенный болью взгляд Сантаны начал постепенно гаснуть. Она говорила все тише и тише, бессвязнее:
— Договориться? С кем договориться? Его больше нет, меня нет… Ты ведьма, — она словно очнулась от какого‑то тяжелого страшного сна. Глаза ее блеснули глубокой яростью, она снова вскинула револьвер. — Ты ведьма. Ты настоящая злая тварь. Мы достаточно сказали друг другу. Я пришла сюда для того, чтобы отомстить тебе, и сейчас я это сделаю.
Джине стало ясно, что на сей раз выпутаться ей не удастся. Оставался только один выход:
— Сантана, не надо, — торопливо воскликнула Джина. — Я сейчас тебе кое‑что расскажу.
Воспользовавшись секундным замешательством Сантаны, она схватила со стола, попавшуюся под руку папку с бумагами и швырнула в лицо своей сопернице.
Это было сделано очень вовремя, потому что в следующий момент Сантана нажала на курок. Однако, прежде чем это случилось, она инстинктивно уклонилась от летящей в нее папки и пуля просвистела в стороне от Джины.
Пока Сантана опомнилась и осознала, что произошло, Джины в номере уже не было. Она успела выскочить наружу до тех пор, пока еще Сантана не успела сообразить, что делать дальше.
Пока Сантана, наконец, выбежала в коридор, Джины и след простыл. Пока никто из постояльцев мотеля не успел поднять шум из‑за прозвучавшего в номере выстрела. Сантана бросилась бежать. Она прятала револьвер под халатом и, стараясь не обращать на себя внимание, шагала по улице низко опустив голову.
— А сейчас вы услышите одну из самых длинных, наверное, в нашем радиомарафоне композицию. Она называется «Верни мне жизнь» и продлится не больше не меньше двенадцать минут семь секунд, — торжественно объявила Хейли. — Видимо, процесс возвращения к жизни — дело очень тонкое и кропотливое. Итак, оставайтесь с нами, мы продолжаем наш радиомарафон.