— А что за сюрприз?..
Он вновь улыбнулся.
— Скоро узнаешь… Только…
— Что?..
— Пообещай мне, что в десять, ты будешь дома… Хорошо?..
Она кивнула.
— Да…
Попрощавшись, они расстались. Мейсон сказал, что до четверга, то есть до судебного слушания по его делу, они вряд ли смогут увидеться — у Кэпвелла было множество неотложных дел.
— Хорошо, — ответила Уэйнрайт и направилась к двери своего дома.
«Сегодня — среда, — подумала она, — значит… Значит, у меня остается всего один день… Вместе с сегодняшним…»
Придя домой, Джулия вдруг почувствовала себя очень уставшей.
Подойдя к большому овальному зеркалу, висевшему в кабинете, она окинула себя критическим взором. Нет, все, вроде бы нормально: ни привычной бледности, ни синяков под глазами. У нее был такой вид, будто бы она не бодрствовала эту ночь, а спала глубоким сном.
Она хотела вновь лечь в кровать, но потом раздумала, вспомнив, что в десять часов ее ожидает какой‑то сюрприз от Мейсона.
Нет уж, лучше и не ложиться.
Мейсон…
Неожиданно рассуждения Джулии об этом человеке перешли из одной плоскости в иную — ей вновь вспомнилось, что в четверг, на судебном слушании, ей надо предоставить какие‑нибудь серьезные улики в его оправдание.
Да, хорошо сказать — предоставить улики.
Но где их взять?..
Откинувшись на спинку кресла, Уэйнрайт углубилась в свои рассуждения…
Хорошо, еще раз с самого начала: есть потерпевшая. Лили Лайт, есть Мейсон, который обвиняется в преднамеренном покушении на ее жизнь. И есть Джакоби.
Хорошо.
Когда Лили Лайт выбрасывалась из окна, в гостиничном номере не было никого, кроме Мейсона. Это очевидно. Чтобы тот не мог помешать ее достаточно своеобразной мести. Лили попросила его пройти в ванную комнату и намочить полотенце — якобы, для холодного компресса.
А что, если…
Внезапно в голове Джулии пронеслась догадка, от которой у нее просто захватило дух…
Что, если Лили Лайт и не думала сводить счеты с жизнью?..
Она ведь могла вскочить на подоконник и начать кричать «Помогите!..» или что‑нибудь в этом роде. Площадка перед гостиницей «Эдельвейс» всегда многолюдна, в любое время дня и ночи — там и автопаркинг, и круглосуточное кафе — наверняка кто‑нибудь да услышал бы!..
То есть, подобным вот образом она заручилась бы поддержкой какого угодно количества свидетелей.
А ведь в подобных исках, как правило, симпатии судьи и присяжных стоят на стороне потерпевших женщин.
Да, наверняка, именно так и было — неужели отказ
Мейсона дать ей денег на строительство какого‑то храма мог послужить причиной такого поступка — попытки самоубийства? Нет.
Неужели то, что Мейсон Кэпвелл, по ее словам, «оказался совсем не тем человеком, которого она рассчитывала в нем увидеть», толкнуло ее на бетонные плиты под окном гостиницы?..
Нет.
Неужели только разочарование в Кэпвелле могло послужить причиной произошедшего?.. Нет, нет и еще раз нет.
На Лили Лайт это очень непохоже — она могла испытывать только корыстные интересы к Кэпвеллу.
Да, именно так: наверняка она хотела призвать кого‑нибудь на помощь.
Тогда все более–менее сходится: Лили Лайт договариваются с Джакоби о том, что та начнет изображать из себя жертву Мейсона. Предварительно они и составляют это письмо на имя Тиммонса — для подстраховки. Во всяком случае, они очень тонко рассчитали, что потом «потерпевшая» сможет со спокойным сердцем укорять Тиммонса словами: «Я ведь вам говорила!..»
Кстати, почему она решила составить именно письмо?.. Почему решила обратиться к окружному прокурору именно в письменной форме?.. Ведь они были достаточно неплохо знакомы, кажется, даже говорили друг другу «ты» — достаточно было просто подойти и сказать…
Нет, недостаточно…
Почему?
А все потому, что частная беседа не имеет силы документа.
Дальше: Лили Лайт звонит Мейсону и назначает ему встречу в гостинице. Тот, разумеется, приходит, потому что ничего не подозревает. Лили, предварительно вымыв окно, просит, чтобы тот открыл его — разумеется, Мейсон оставляет при этом отпечатки пальцев. Она под благовидным предлогом удаляет его из комнаты в ванну.
Пока все правильно — во всяком случае, пока все правильно…
Потом она должна была вскочить на подоконник и закричать «Помогите!..» людям, которые наверняка стояли внизу. Да и эта чернокожая горничная, которая с самого утра поливала цветы на коридоре, не смогла бы услышать ее призыва о помощи. Наверняка, спустя несколько минут в номере было бы полным–полно людей.