— Ну подумай сама: как же я могу обещать тебе что‑нибудь, не зная даже, о чем же именно ты хочешь попросить меня?..
— Речь идет о Мейсоне и о предстоящих слушаниях в четверг.
Кейт стряхнул пепел.
— Догадываюсь, — сказал он многозначительно. — Так что же ты хочешь?..
— Мне кажется, что у следствия могут быть все основания подозревать Джакоби…
Удивленно подняв брови, Тиммонс спросил:
— Вот как?..
— А ты разве забыл, что тоже самое я говорила на предыдущем слушании?..
— Ну, хорошо…
— Мне кажется, что его соучастие в этом преступлении очевидно.
Окружной прокурор посмотрел на свою собеседницу с нескрываемой иронией.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это Джакоби, а не Мейсон выбросил Лили Лайт из окна?..
— Я этого не говорила.
— Тогда в чем же ты его подозреваешь?..
— Я просто уверена, что то самое злосчастное письмо в твой адрес написано Джакоби.
Тиммонс покачал головой.
— Ну, быть уверенной — это одно. А вот иметь для этого о твердые основания…
— Ты имеешь в виду — улики?..
— Да.
— Мне кажется, если хорошенько взяться за Джакоби, можно будет обнаружить и их.
Затушив сигарету, Тиммонс сказал:
— Не понимаю — откуда такая уверенность?..
— Я бы назвала это иначе…
— И как же?..
— Это просто профессиональная интуиция. А интуиция меня никогда еще не подводила…
Тиммонс, посмотрев на Джулию, проговорил:
— Мне кажется, что дело тут вовсе не в твоей интуиции.
— В чем же?..
Взгляд Джулии был тверд и ясен.
— Мне кажется, Джулия, что ты уже и сама начинаешь понимать, что проиграла этот процесс, и потому просто хочешь оттянуть время.
— И все‑таки, — сказала Уэйнрайт, — и все‑таки я считаю, что следствию необходимо провести обыск в офисе Джакоби…
— Ты никак не можешь оставить в покос то злополучное письмо?..
— Да.
Кейт вновь передернул плечами.
— Никак не могу понять… — начал было он, но Джулия перебила его быстро и решительно:
— Я уверена, что Джакоби имеет самое непосредственное отношение к этому письму.
Тяжело вздохнув, окружной прокурор посмотрел на свою несговорчивую собеседницу с видимым сожалением и сказал тихо:
— Ну, и чего же ты этим хочешь добиться?.. Тебе, наверное, мало того, что этот самый Джакоби уже подал на тебя один иск…
— Я уверена, что он написал письмо, — твердым тоном сказала Уэйнрайт, — стоило бы только как следует исследовать его компьютер и все, что с этим связано — ну, пересмотреть какие‑нибудь дискеты…
Резко обернувшись к своему оппоненту, Кейт поинтересовался:
— Послушай, чего ты от меня добиваешься?..
— Я хочу, чтобы полиция или судебные исполнители обследовали компьютер Джакоби.
— Ну, хорошо, обследование компьютера юридически приравнивается к обыску. Допустим, мы там ничего не обнаружим. Что тогда? Кто будет тогда отвечать? — спросил он резко.
Выпрямившись, Уэйнрайт произнесла:
— Я, Тиммонс…
— Но ты…
— Я знаю, — спокойно ответила Джулия, — я прекрасно знаю, о чем речь… Я рискую пожизненным лишением лицензии на право заниматься адвокатурой…
Немного поразмыслив, окружной прокурор тяжело вздохнул и произнес:
— Хорошо… Я распоряжусь, чтобы в офисе Джакоби немедленно был произведен обыск. А заодно пусть займутся и компьютером… Но учти: если там ничего не будет обнаружено, отвечать за «моральный ущерб» будешь ты… Представляю, как начнет возмущаться этот самый Джакоби…
Джулия недослушала его.
Она лишь благодарно посмотрела в глаза окружному прокурору и произнесла:
— Спасибо…
Наверное, это были первые слова благодарности, которые она когда‑либо сказала этому человеку за всю свою жизнь в этом городе…
Этот вечер Уэйнрайт проводила в полном одиночестве — как, впрочем, и очень многие предыдущие…
Однако теперь она не чувствовала себя такой одинокой, как всегда: она была уже не одна…
Правда, Мейсона теперь не было рядом с ней, но она все равно незримо чувствовала его дыхание.
Полулежа на тахте, Джулия рассеянно читала последний номер журнала «Вог». Она посмотрела на часы — электронный экранчик показывал половину одиннадцатого.
«Сегодня среда, — подумала про себя Джулия, — завтра очередное слушание по делу Мейсона… Наверняка последнее. Интересно, сдержал ли Тиммонс свое слово?..»
В этот момент неожиданно зазвонил телефон.
«Мейсон», — почему‑то решила про себя Джулия и схватила трубку — теперь она больше всего на свете хотела слышать его голос.