Наконец Гарри, подняв на нее взгляд, тихо–тихо произнес:
— Я сделал это не для того, чтобы услышать твою похвалу…
— Для чего же?..
— Для кого, — поправил он ее.
— Для кого, для чего — какая, собственно говоря, разница?.. Так зачем же — для торжества справедливости?..
— Нет…
— Для Кэпвелла?..
Он отрицательно покачал головой и, потупившись, произнес:
— Я сделал это не для Мейсона… Нет, если ты думаешь, что для него, то очень сильно ошибаешься…
И хотя Уэйнрайт уже прекрасно знала, что теперь скажет Брэфорд, она все‑таки спросила:
— Тогда — для кого же?..
Тяжело вздохнув, Брэфорд произнес:
— Разве ты сама этого не понимаешь, Джулия?.. Я ведь тебе об этом говорил уже…
— Для меня?..
Едва заметно кивнув, Гарри ответил:
— Да…
— Но почему?.. Почему ты сделал это, Гарри? Скажи мне!..
— Потому что я обещал тебе…
Джулия возразила со всей поспешностью, на какую только была способна:
— Но ведь при прошлой нашей встрече ты отказался давать показания!.. Вспомни!.. Я, честно говоря, и не рассчитывала… Я никак не рассчитывала, что ты, Гарри, выступишь сегодня.
Брэфорд при этом упоминании виновато опустил голову и произнес:
— Да… Мне очень стыдно вспоминать тот разговор, Джулия…
— Тогда зачем вспоминать?..
С минуту помолчав, Гарри произнес совершенно неожиданно для нее:
— Я люблю тебя… Да, Джулия, я действительно люблю тебя, я… — Он говорил очень путано и сбивчиво; язык его заплетался от волнения. — Я не могу без тебя, только теперь я по–настоящему понял это…
В этот момент Брэфорд был готов просто расплакаться…
Джулия, посмотрев на него с какими‑то материнскими чувствами, произнесла:
— Не надо…
Да, она по–прежнему испытывала к нему симпатии и некое подобие любви — но это не была любовь женщины к мужчине, это была какая‑то материнская привязанность — и не более того…
— Я люблю тебя, — повторил Гарри тихо, но уже более отчетливо.
Тяжело вздохнув, Уэйнрайт произнесла:
— Поздно, Гарри…
Тот, подняв на нее немигающие испуганные глаза спросил:
— Что — поздно?..
— Я уже никогда не стану твоей… Я смогу принадлежать только одному мужчине…
На глаза Брэфорда навернулись слезы — он даже не пытался скрыть их…
В этот момент Джулии стало нестерпимо жаль его — она готова была прижать его к своей груди и жалеть, гладить, ласкать, как маленького мальчика…
— Джулия, но я… Она перебила его:
— Нет, Гарри, нет…
— Но почему, почему?..
— Это невозможно…
— Джулия…
— Нет.
В этот момент на крыльце появился Мейсон — вид у него был озабоченный и встревоженный, он явно искал кого‑то глазами…
Джулия, подняв руку, помахала Кэпвеллу.
— Я тут!.. Обожди минутку, сейчас поговорю кое о чем и вернусь…
Тот, успокоившись, кивнул.
— Хорошо, дорогая…
И Гарри все понял.
Пробормотав какие‑то слова на прощание, он развернулся и пошел прочь.
Джулия не стала его удерживать — это было бы жестоко с ее стороны.
Глядя в спину удаляющемуся молодому человеку, она подумала: «У него будет еще достаточно времени, чтобы повзрослеть…»
Улыбнувшись своим мыслям, она пошла к стоявшему неподалеку Мейсону.
Взяв его под руку, она спросила:
— Ты что — ревнуешь меня к нему?..
Он отвернулся и произнес:
— Нет…
«Все‑таки, наверное, немножко ревнует, — подумала Джулия, — и это вполне объяснимо: каждый мужчина ревнует женщину к ее прошлому…»
И, чтобы перевести разговор на другую тему, она спросила:
— Скажи… А ты бы, на месте Гарри, смог бы выступить на суде не для своей любимой, а для какого‑то другого человека?.. Ну, для того, с которым его возлюбленная теперь…
С минутку поразмыслив, Кэпвелл нехотя, как показалось Уэйнрайт, ответил:
— Я бы выступил, но только для самого себя. Для своей совести…
Джулия, поцеловав его в щеку, прошептала:
— Я давно не говорила тебе одной очень важной вещи…
Тот повернул голову.
— Чего же?
— Того, что я люблю тебя…
Прошло несколько дней.
Джулия и Мейсон, желая отдохнуть от переживаний, навалившихся на них за последние две недели, отправились отдыхать.