— Как видите, ничего сложного нет. Если ничто не помешает, скоро поднимем и все остальное. Сделаем как по маслу. Затем удалим соответствующую секцию в верхней части фюзеляжа, одновременно добавим несколько понтонов к боковым его частям и к крылу. Потом продолжим подъем и, когда фюзеляж почти полностью покажется над поверхностью моря, проберемся внутрь. — Он поднял трубку зазвонившего телефона, кого-то поблагодарил и положил трубку на место. — Как по маслу не получится. Похоже, часовой механизм остановился. Тиканье прекратилось.
— Что же теперь будем делать? — Хокинс, похоже, абсолютно не был удивлен и встревожен. — Конечно, было бы лучше, если бы это произошло в другое время и в другом месте. Но раз случилось, значит, случилось. Выходит, наш дружок оживился.
— Вот именно. Тем не менее причин прекращать нашу работу нет, будем действовать по плану.
— К тому же другого выбора у нас нет. Поставьте в известность каждого человека на обоих кораблях о том, что произошло. Чтобы не пользовались никакими механическими приспособлениями, не стучали и не гремели, чтобы все ходили на цыпочках. Все, конечно, об этом уже знают. Просто надо напомнить, чтобы были вдвойне осторожнее.
С борта корабля на корпус поднимаемого самолета спустили трап, по которому сошли Каррингтон и Грант. С помощью рулетки они измерили расстояние от кокпита до места будущего отверстия (внутреннее расстояние от кабины летчика до места нахождения бомбы было уже давным-давно просчитано). Затем они вытерли фюзеляж ветошью из машинного отделения и нарисовали черной краской прямоугольник. Это была отметка для двух газорезчиков, которые были готовы в любой момент приступить к работе.
— Сколько времени это займет? — спросил Хокинс.
— Можно только предполагать, — ответил Монтгомери. — Час, может, чуть больше. Мы же не знаем, какой толщины фюзеляж и насколько прочен материал, из которого он изготовлен. Нам неизвестно, насколько прочны переборки. Что я знаю наверняка, это то, что мы будем производить резку при минимальном пламени горелок. Но даже при этом можем довольно сильно нагреть воздух и воду. Думаю, не надо уточнять, что никому никогда не приходилось делать ничего подобного.
— Помогает ли делу то, что вы там стоите и руководите всей операцией, а точнее, просто смотрите, как все идет? Я хочу сказать, помогает ли это решать возникающие вопросы?
— Конечно нет. Может, стоит перекусить?
— Будем ли мы торчать здесь или сидеть в кают-компании «Ариадны», разницы никакой. Все идет своим чередом.
— Да, верно. Долей секунды больше или меньше, а приговоренный успеет хорошо позавтракать. Правда, для нас это будет уже не завтрак, а ланч.
Несмотря на то что почти все присутствовавшие за столом прекрасно осознавали, что сидят в буквальном смысле слова на бомбе, часовой механизм которой перестал тикать, ланч не был похож на последний прием пищи приговоренного. Разговор протекал непринужденно и не скатывался в нервную болтовню людей, находящихся в состоянии стресса. Профессор Уотерспун подхватывал любую тему, но не потому, что был чересчур словоохотлив, а потому, что обожал дискуссии и свободный обмен мнениями. Андропулос тоже не молчал, но казалось, его преследует одна-единственная мысль о тайне бомбардировщика, который только что подняли из глубин моря. На борт «Килчаррана» его не пригласили, но и с «Ариадны» он прекрасно видел, что происходит. Он не скрывал своего глубокого и вполне понятного интереса, но был достаточно умен, чтобы не задавать вопросов и никоим образом не показать, что осведомлен о происходящем. Капитан Тальбот, сидевший за столом напротив адмирала Хокинса, краем глаза уловил, как тот почти незаметно кивнул ему. Было очевидно, что держать Андропулоса в неведении стало бессмысленно.
— До сего момента, мистер Андропулос, — сказал Тальбот, — мы многого вам не говорили. Сделано это было специально, поэтому мы не считаем необходимым приносить какие-либо извинения. Мы не хотели возникновения ненужной паники и старались не встревожить людей, особенно ваших молодых дам. Но такой человек, как вы, безусловно, интересуется международной политикой. Вдобавок ко всему вы грек, а Греция входит в состав НАТО, поэтому вы имеете право все знать.
Никто не мог догадаться по спокойным, взвешенным словам Тальбота, что, по его мнению, Андропулос интересуется не международной политикой, а международными преступлениями.
— Так вот, дело в следующем. Самолет, который мы сейчас поднимаем на поверхность, является американским бомбардировщиком, на борту которого находится смертоносный груз — водородные и атомные бомбы. Скорее всего, это оружие предназначалось для какой-нибудь базы НАТО в Греции.
Андропулос сменил выражение лица с ошеломленного на гневное.
— Мы можем только догадываться, — продолжат Тальбот, — что явилось причиной крушения самолета. Вполне возможно, произошел взрыв двигателя. Но, учитывая, что самолет нес на своем борту самое разнообразное оружие, включая неядерное, что-то из последнего, видимо, вышло из строя. Мы уже не можем ничего выяснить, и, скорее всего, все так и останется тайной. Экипаж самолета погиб.
Андропулос покачал головой. Казалось, его чистые невинные глаза были тронуты печалью.
— О господи! Какой ужас! Кошмар! — Он замолчал и задумался. — Взрыв не может быть каким-то образом связан с террористами? Я понимаю, это звучит глупо, но не является ли он результатом диверсии?
— Исключено. Самолет вылетел со сверхсекретной военно-воздушной базы, где соблюдаются самые строгие меры безопасности. Конечно, ротозейство везде возможно, но чтобы в самолет подложили взрывчатку... Чепуха! То, что произошло, можно назвать только волей Божьей.
— Как бы я хотел разделить вашу веру в людей, — заметил Андропулос и снова покачал головой. — Не существует границ человеческой подлости, но, если вы уверены, что физически совершить подобное было невозможно, значит, так оно и есть. Ну да ладно, прошлое осталось в прошлом, а что нас ждет впереди?
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, надо как-то проникнуть внутрь самолета. И не стоит забывать, что находящееся на его борту ядерное оружие подверглось отрицательному воздействию в результате взрыва внутри самолета и его столкновения с морскими водами во время падения. Все это могло оказать определенное влияние на весьма нежные взрывные механизмы.
— А вы или кто-нибудь из членов вашей команды разбираетесь в подобных делах?
— Нет, но в двух шагах от вас сидит человек, который способен ответить на ваш вопрос. Знакомьтесь: доктор Уикрэм. Не обращайте внимания на то, что он краснеет. Это от скромности. Так вот, доктор Уикрэм — известный во всем мире физик-ядерщик, который специализируется по ядерному оружию. Нам повезло, что он у нас на борту.
— Господи, действительно повезло. — Андропулос чуть поклонился в сторону Уикрэма. — Я даже не подозревал, что вы эксперт по таким вопросам. Очень надеюсь, что вы сможете разрешить эту ужасную дилемму.
— Скорее, не ужасную дилемму, а серьезную проблему, — заметил Тальбот и повернулся в сторону Денхольма, который в этот момент вошел в кают-компанию. — Что там, лейтенант?
— Не хотелось вас беспокоить, сэр, но лейтенант Маккафферти приносит свои извинения и просит вас спуститься в машинное отделение.
Выйдя из кают-компании, Тальбот спросил у Денхольма:
— Джимми, в чем дело? Что случилось в машинном отделении?
— Ничего. Просто получили радиограмму из Пентагона, сэр, и у Теодора есть кое-какая интересная информация.
— А я думал, он отдыхает.
— Он решил, что пока не до этого. Думаю, на его месте вы бы так же поступили. — Денхольм протянул капитану радиограмму. — Из Вашингтона.
— "Критронный детонатор отправлен из Нью-Йорка в Афины на «конкорде»". Готов поспорить, что кто-то пытается разрешить это дело побыстрее. Чувствуется рука президента. Представьте себе, каково будет возмущение пассажиров, толпящихся у самолета на взлетной полосе в аэропорту Джона Кеннеди, если они вдруг узнают, что летят как прикрытие для переброски в Европу малюсенького электрического прибора! Впрочем, никто из них ничего не узнает. Так, что же там дальше: «Гарантируем самое тесное сотрудничество со стороны руководства британских, испанских и итальянских авиалиний».