Саня или двойная свадьба

Я защищалась пятой, и, когда начала говорить, то взглянула в сторону Милы. Она ободряюще мне улыбалась. Председатель комиссии смотрел на меня доброжелательно, иногда слегка кивая головой в знак одобрения. Начальник сидел, чуть наклонившись вперед и сложив руки на груди, лицо его было совершенно непроницаемым. У меня сложилось впечатление, что, если я собьюсь или скажу что-нибудь не то, то он надерет мне уши. Но все прошло на удивление гладко, недаром я несколько раз дома репетировала свое выступление.

Борис защищался сразу после меня, я ему ассистировала: вешала схемы. Борис говорил долго и убедительно, но вопросов ему задавали намного больше, чем мне. После защиты счастливый Борис выскочил в коридор и заявил, что сегодняшнее событие мы обязательно должны отпраздновать. Я стояла в коридоре с букетом цветов, который мне подарили Максим и Мила. Как фокусники, они вдвоем, помогая, а скорее мешая друг другу, вытащили красные розы из рулона ватмана и вручили мне сразу после защиты. Я стояла в коридоре и прижимала к лицу розы, с наслаждением вдыхая их аромат и касаясь губами прохладных алых лепестков. Мила что-то весело мне говорила о своих переживаниях во время защиты. Одной рукой она держала под руку меня, а другой подхватила нашего шефа. Мне было так хорошо, что даже присутствие начальника меня совсем не раздражало. Слегка улыбаясь, я делала вид, что слушаю ее, а на деле я наслаждалась ощущением свободы и радовалась тому, что сегодня вечером мне не придется снова садиться за письменный стол и заставлять себя работать до тех пор, пока глаза не начнут слипаться от усталости. Давно я не чувствовала себя такой счастливой.

К нам подскочил радостный Борис и заявил, что молодым инженерам необходимо сегодня отпраздновать свое рождение. Наши ребята встречаются на квартире у Бориса, а завтра все вместе едем к нему на дачу. Мне совсем не хотелось куда-то ехать и веселиться. Единственное, против чего я бы не возражала, так это несколько часов сна. Последние дни я спала очень плохо. Мила называла мою бессонницу предзащитным синдромом.

Борис бесцеремонно схватил меня за руку и потащил к нашей группе. Я слегка сопротивлялась его напору, но Мила шепнула мне на ухо, чтобы я ехала развеяться, а она поедет на работу вместе с Максимом.

На следующий день я проснулась очень поздно, в квартире было совсем тихо. Мила с вечера собиралась поехать на дачу и проведать свои посадки. Я решила посвятить выходные приведению квартиры в порядок и посещению мамы.

Мила вернулась домой вечером в воскресенье уставшая и задумчивая. Я накормила ее приготовленным мною (впервые за последние несколько недель!) ужином, помыла посуду, прибрала на кухне и устроилась на диване перед телевизором, ожидая Милу, которая плескалась в душе. Может быть, когда она смоет с себя дачную пыль, то настроение у нее улучшится, и она расскажет мне, что ее тревожит?

Мила вышла из ванной, вошла в столовую и уселась на диван, подобрав под себя ноги.

-- Как ты поработала на даче?

-- Хорошо.

-- Как поживает твой сосед?

Не отвечая на мой вопрос, Мила стала расспрашивать меня о том, как мы отметили группой защиту диплома. Я ей рассказала, что вернулась домой рано, так как очень устала за последние дни и хотела отдохнуть. Мила молча кивнула и стала смотреть на экран телевизора.

-- А почему ты не поехала с Борисом на дачу? -- спросила Мила через несколько минут.

-- Тебе не кажется, что мы с тобой ведем разговор, как два американских ковбоя?

-- Как это?

-- Очень просто. Вспомни, как было написано у О'Генри. Он писал, что ковбои в ходе разговора могут проскакать несколько миль, убить человека или сделать еще что-нибудь не менее важное, а уж потом, ответить на предыдущую фразу собеседника.

-- Цитировать наизусть ты явно не умеешь, но смысл передала верно.

-- Ладно, я пойду спать.

-- Ты сколько спала эти дни?

-- Много, и еще хочу и буду.

-- Посиди со мной немного. Как вы отметили окончание института?

-- Как обычно, собрались на квартире у Бориса, и далее по программе "трех П": поели, попили, потанцевали, а потом я потихоньку ушла.

-- Почему?

-- Просто скучно стало, очень хотелось спать.

-- А Борис?

-- Что Борис?

-- Он проводил тебя домой?

-- Конечно нет, я потихоньку ушла. А потом еще очень рано было. Я домой приехала в семь. Если бы я вернулась чуть пораньше, то могла бы поехать с тобой на дачу.

-- Ты своей маме сообщила, что защитилась?

-- Да.

-- А съездить к ней не хочешь?

-- Я ездила в воскресенье, виделась с ней.

-- Как она сейчас?

-- Получше. Только ей не очень хочется жить.

-- Господи, что ты говоришь!

-- Знаешь, складывается впечатление, что она устала жить. Я не могу к ней подступиться, она равнодушна ко всему окружающему. Она рада моему приезду, но у нее нет сил ему радоваться.

-- А как бабушка?

-- Теперь получше, даже поздравила меня с окончанием института.

-- Тебе хочется поговорить о чем-нибудь?

-- О ком-нибудь.

-- Спрашивай.

-- С какой это радости наш начальник остался на мою защиту, ему что, делать больше было нечего?

-- Он переживал за тебя.

-- Какое там, он же сидел совершенно спокойный, как глыба арктического льда. Я же на него смотрела.

-- Тебе не все было видно. Когда седой старикан начал задавать тебе въедливые вопросы, он сквозь зубы обозвал его ушастым трухлявым пнем.

-- Что?! Так и сказал?

-- Так и сказал.

-- Не может быть! И это наш благовоспитанный шеф! Ой, как стыдно! Этот дед -- профессор.

-- Он очень вредный, по нашему с Максимом мнению.

-- Вот уж никогда бы не подумала.

-- Между прочим, Саша, ты не будешь возражать, если я приглашу Максима к нам на дачу в воскресенье?

-- Ты считаешь, что я могу возражать, если ты приглашаешь к себе на дачу своего знакомого?

-- Я спрашиваю твое мнение.

-- Конечно, буду против. Совершенно нечего ему у тебя на даче делать.

-- Понятно. К твоему сведению, я его уже пригласила на эту субботу.