Немного спустя, оправившись от смущения, Саня вдруг рассмеялась.
- С чего это ты? - Настасья Павловна пристально посмотрела на нее.
- Представляю, с какой миной вносил бы свой пай Кузьмин!
- А что ж тут представлять? Внес бы, как все.
- Да ведь он за копейку готов удавиться. Знаете, он приходил ко мне жаловаться на Сергункова - тот не уплатил ему за десять стаканов смородины. - И Саня снова усмехнулась.
- Ничего тут нет смешного, - строго сказала Настасья Павловна. - Ведь Сергунков-то не просил у него смородины, а взял под видом купли, да еще деньги не уплатил. Обманул, выходит.
- А Кузьмич его не обманул с баней-то?
- Эй, милая, какой тут обман, когда все прахом шло. Кузьмину бы не досталась баня - все равно на дрова бы растаскали. Без хозяина и товар сирота.
- Тетя Настя, но ведь ты же сама осуждала Кузьмина за то, что он Сергункова подпаивал, а теперь вроде бы и защищаешь.
- Никого я не защищаю. Да дело-то вовсе и не в Кузьмиче, а в самом Сергункове... Не Кузьмич, так другой нашелся бы.
- Может быть, но денег я все равно от них не возьму.
- Денег-то, может, и не надо брать, - Настасья Павловна тронула Саню за плечо и участливо подалась к ней. - А случаем надо пользоваться, девонька: видишь - люди-то к тебе лицом поворачиваются.
- А мне-то что за выгода?
- Бона! Ты, никак, начальница? А сколько у нас делов-то на станции. Небось одна не много натворишь. Помнишь, как тебя встретили?
Саня отложила ложку.
- Что-то я не пойму тебя, тетя Настя.
- А чего ж тут понимать? Надо начинать с малого. Возьми хоть нашу школу. Ведь там же посередь класса печка стоит. Ребята лбами об нее бьются. И дымит она, просто страм!
- Ну? - Саня вопросительно смотрела на нее.
- А Кузьмич-то и маляр, и плотник, и печник. На все руки от скуки. Давеча он к тебе приходил, а теперь ты к нему иди. Ну и потолкуй с им. Денег, мол, нет, а печку перекладывать надо. Детишки ведь!
- Да, но занятия как же? Не закрывать же школу на неделю.
- Думала я и об этом, да не знаю, согласишься ли ты, - Настасья Павловна с минуту помолчала. - Кабинет у тебя просторный... может, временно отдашь под класс?
- Тетя Настя, да ты у нас настоящий министр! - Саня встала и быстро поцеловала Настасью Павловну. - Я побежала! - сказала она, направляясь к двери.
- Да куда ты? Не успеешь, что ли? Картошки хоть поешь, господи!
- Потом, потом! - Саня хлопнула дверью и вышла на улицу.
Единственная классная комната станционной школы помещалась в одном из бараков. Всего в школе училось человек пятнадцать, большей частью дети ремонтников дороги, живущих в полверсте от станции. Там жила и учительница Касаткинской школы, пожилая одинокая женщина. Саня вспомнила, как учительница, теребя концы своего простенького темного платка, сетовала не раз и на щели в полу, в которые дует, и на разбитые окна, и на печь.
Сане и самой мозолила глаза эта нелепая печь посередине класса, оставшаяся от разобранной под школу квартиры. И вот теперь она с затаенной надеждой шла к Кузьмичу. Что-то ей готовит первая попытка? Посмеется, поди, да еще чего доброго из избы попросит. Ах, попытка не пытка! А если он согласится? Ведь это ж не только ремонт - тут мостик к душе человеческой перекинется. Эх, тетя Настя! Все-то ты понимаешь...
Саня подошла к калитке кузьмичевской избы, стоявшей на отшибе. Откуда-то сбоку из кукурузных зарослей рванулся ей наперерез черный лохматый кобель и злобно захрипел, завертелся волчком на цепи. Из сеней неторопливо вышел Кузьмич.
- Замолчь, неугомонный! - Он унял собаку и вопросительно уставился на начальницу.
- Я к вам, - сказала Саня и, словно извиняясь, добавила: - Потолковать на минуточку.
- Проходите в избу, - Кузьмин широким жестом показал на дверь и пошел вслед за Саней.
В избе было чисто, свежо и обдавало горьковатым, дурманящим запахом гераней, стоявших в черепушках на подоконниках. Возле двери на разостланной клеенке лущили кукурузные початки хозяйка и две девочки лет по десяти. К печке прислонился небольшой стоячок, обшитый брезентом, возле которого валялись кожаные лоскутья, деревянные колодки, распоротые ботинки.
Только теперь Саня заметила, что Кузьмич был в фартуке. Он поставил для Сани табуретку к столу, снял фартук и, глянув на свои руки, исполосованные дратвой, с небрежной усмешкой заметил:
- Сапожничаем помаленьку.
- Говорят, вы на все руки от скуки, - вспомнила Саня фразу Настасьи Павловны.
Заметно польщенный Кузьмич поспешил отвести похвалу:
- Да какой уж там на все руки! Так, стараемся по малости. Ведь оно известное дело - хозяйство. - Он присел на край скамьи напротив Сани.
- Да, хозяйство... Я вот каждый раз прохожу мимо нашей школы, и прямо сердце болит: зима подходит, а там все в дырах и печь дымит да еще стоит посредине класса.
- Да, да, посередь, - участливо закивал головой Кузьмич.
- Не говори уж, милая, - отозвалась с полу хозяйка, - всю прошлую зиму мерзли там ребятишки. И ноне, видать, не слаще будет.
- Лето упустили, а теперь с ремонтом туда не сунешься, - словно оправдывался перед женой Кузьмич. - Не закрывать же школу.
- Зачем закрывать? Выход есть, - заметила Саня. - Я решила на время ремонта отдать под школу свой кабинет.
Кузьмич быстро вскинул на Саню свои рыжеватые быстрые глазки:
- А ну-ка да кто из начальства приедет? Куда их девать? Не заругаются?
- Может, и заругаются. Но что же делать? Иного выхода нет, - покорно ответила Саня.
- Правда, правда, - отозвалась с полу хозяйка.
Кузьмин крякнул и подвинул скамью ближе к Сане.
- Вот я и решила попросить вас, Петр Иванович, может, вы согласитесь печь переложить?
- Отчего ж не согласиться? - поспешно отозвалась хозяйка, размахивая початком. - И печь переложит, и дырки позабивает. Все сделает.
- Дело нехитрое, - разводя руками, сказал Кузьмин.
- Только тут помеха одна, - осторожно и опасливо подходила Саня к денежному вопросу. - Понимаете, на ремонтном счету у нас пока ни копейки. - Она резко подалась к Кузьмину и горячо заговорила: - Но я сделаю все возможное, чтобы потом оплатить вам.
- Ничего, ничего, - предупредительно встретил ее заверения Кузьмин. Тут дело общественное. Куда ж от него податься? Будут деньги - хорошо, а нет - не беда.
- Спасибо вам, спасибо! - Саня протянула ему руку.
- Да у меня и руки-то в вару, - смутился Кузьмин и вдруг крякнул: Мать, ну-ка самоварчик! Чайку с вареньем...
Хозяйка неожиданно легко подняла свое большое тело и с готовностью уставилась на Саню.
- Нет, нет, спасибо! Потом, в другой раз... - Саня вышла от Кузьмина с легким сердцем и домой летела, не чуя под собой ног.
- Тетя Настя, победа! - закричала она, ворвавшись к себе, и, обняв Настасью Павловну, закружила ее.
- Да стой! Ну тебя к лешему, - отбивалась Настасья Павловна.
- Это маленькое начало, тетя Настя, - говорила Саня, успокоившись. Эй, теперь бы осветить станцию, радио провести!.. А там и до вокзала бы добраться...
На следующий день, во время рапорта, в "постанционку", как запросто назывался железнодорожный телефон, подключился сам Копаев, начальник дороги.
- Ну как вы там, освоились? - раздался его знакомый басок.
- Освоилась! - весело ответила Саня и вдруг неожиданно для себя выпалила: - А мы свет решили провести.
- Кто это мы? - с нескрываемой иронией спросил начальник.
- Ну, служащие станции. Своими силами...
- Своими силами? Что-то не верится.
- Провода пришлете нам?
- Что ж, посмотрим, - неопределенно ответил Копаев.
Саня положила трубку и только тут поняла, что она наделала. Ведь ее слушал не только Копаев, но и все станции. А вдруг у нее ничего не получится со светом? Засмеют! И надо же...
5
Целую неделю вместительный Санин кабинет был тесно заставлен школьными партами, а рабочий стол ее настолько пропитался мелом, что этот белесый налет невозможно было ни отмыть, ни отскоблить. Кузьмич сдержал свое слово, и ненавистная печка стояла теперь скромно в углу классной комнаты.