В тот вечер мы с Нэлией сидели вместе в ее комнатке. За окном кружила метель, но в доме тепло было от натопленной печи. Мы почти не разговаривали — чинили одежду, потом Нэли взялась за вышивку, а я, замерев с иголкой в руках, смотрела на желтого зверька, примостившегося на подоконнике. Покрытые бликами свечного огня, деревянные бока, казалось, мерно двигались, как от дыхания. Кошка довольно щурилась, глядя на нас, но кончик ее хвостика был настороженно приподнят. Мне показалось, что деревянный зверек повел ушками, заслышав торопливый топот ног на лестнице, а затем нетерпеливый стук в дверь.
— Да, заходите! — отозвалась Нэлия.
Вошел Айлан, а следом за ним из коридора заглянул Эрвин. Оба спешили и не успели обтрусить снег, и теперь тающие снежинки блестели и переливались в их волосах. Причем на огненно-рыжей шевелюре волошца снег смотрелся особенно странно — словно сахар на тертой моркови.
Мы сразу поняли — что-то стряслось, и даже догадывались — что именно. Нэлия побледнела, вышивка едва не сползла с ее колен, но девушка успела вовремя прихватить пальцами ткань.
— Собирайтесь, — сказал ее брат. — Через полчаса повозки с женщинами и детьми отправляются на север.
Собраться мне удалось быстро, и, чтобы не поддаться панике, я решила зайти к сестре Айлана и помочь ей. Нэли была почти готова — всего две сумки, которые она смогла бы унести и сама, если бы по какой-то невероятной причине ни Эрвин, ни Айлан не предложили ей помощь.
Время шло, минуты убегали одна за другой, и мне казалось, мы потеряли слишком много времени, но брат Нэлии обещал зайти, когда надо будет выходить. Почему его так долго нет, почему? Ведь вот-вот из леса могут появиться солдаты императора, и тогда… Я не знала, что будет тогда, и не думала о том, что войска вряд ли прибудут так скоро — ведь нас должны вывезти заранее, чтобы, следуя плану, предложенному Айланом и Эрвином, успеть беспрепятственно переправить женщин и детей в северные леса, где саоми помогут им спрятаться.
За окном было темно, и я смотрела в эту темноту, опасаясь увидеть огни, неумолимо приближающиеся из лесной чащи. На подоконнике, отчетливо вырисовываясь на темно-фиолетовом фоне зимней ночи, одиноко и грустно стояла деревянная фигурка. Кошка! Неужели Нэлия забудет про нее? При мысли об этом я почувствовала злорадное удовлетворение: мне хотелось отомстить Ярату за его дурацкое бегство, за то, что оставил меня здесь — у чужих людей, никому не нужную, не знающую, чем заполнить свои дни… Но когда я уже решила, что подарок Ярата останется на подоконнике, и раздумывала, а не напомнить ли Нэлии — жалко ведь кошку, красивая, — девушка вдруг метнулась к окну и, схватив фигурку, засунула ее в дорожную сумку.
— Готова? — спросила я, Нэли кивнула. — Ну что, пойдем? Или подождем брата?
— Подождем…
И мы стали ждать. Наверняка прошло всего несколько минут, но нам показалось — не менее часа, прежде чем Айлан распахнул дверь и, закинув одну из Нэлиных сумок на плечо, окинул внимательным взглядом комнату.
— Все взяли? Тогда идем.
На площадке перед общим домом уже запрягли лошадей в телеги и фургончики, забрасывали на возы узлы и сумки с вещами, помогали забраться детям.
— Счастливой дороги, — сказал рядом с нами высокий женский голос, я оглянулась и увидела старушку Риханну, которая улыбалась нам, глядя снизу вверх ясными светлыми глазами.
— А вы разве не едете? — спросила я.
Риханна пожала плечами, жест получился беззаботным.
— Чего мне, старой, бояться? Это вас, молодых, отправить бы подальше, чтоб не стряслось чего, а я ужо и тут как-нибудь пересижу. Куда мне от родного дома…
Прощаться оказалось тяжело — страшно было и на душе неспокойно. Мы с Нэли забрались в фургончик, полог опустился, отрезав нас от всех тех, кто оставался в поселке. Этого я не смогла вынести — приподняла ткань и смотрела, как суетятся люди, еще не успевшие «погрузиться», как запрыгивают в седла мужчины, что будут сопровождать нас. Среди них был и Айлан, и Эрвин. Нора, дочь Арена, не пожелала ехать в повозке и сидела верхом на белоснежной кобыле, каких разводят в окрестностях Орханы. Девушка, как обычно, была в мужской одежде, отличавшейся разве что большей аккуратностью и изящными узорами вышивки, да еще при полном вооружении: два длинных кинжала у пояса, нож за голенищем и арбалет — легкий, лучше всего подходящий для женской руки. Я пожалела, что не попросила и мне дать оружие — вдруг отстреливаться придется? Нора, значит, наравне со всеми будет защищать и себя, и нас, а я что?
Но дочь главы волошской общины вскоре скрылась из моего поля зрения, и я перестала думать о ней. Когда фургончик тронулся, я все еще выглядывала из-под полога, а старая Риханна, беспечно улыбаясь, махала мне рукой. Ее маленькая фигурка очень быстро скрылась из виду, но мне долго еще казалось, что я вижу в ночи нарисованный сиреневой дымкой силуэт.
* * *Ярата мы вспоминали редко. По крайней мере, редко делали это вслух. Но сейчас, сидя в подпрыгивающем на ухабинах фургончике и размышляя о том, успеем ли удрать от опасности, и что будет с оставшимися в поселке, я вдруг подумала о нем… о саоми, который отправился на юг, к морю, искать одного из первых учеников нашего Учителя. Нэлия смотрела отстраненным взглядом в какую-то точку над моей головой, потом, словно очнувшись, полезла в сумку, и вскоре я увидела в ее руке деревянную кошку.
— Интересно, как он там?
— Должен был уже добраться до места, — ответила я.
— Думаешь, с ним все в порядке?
Я пожала плечами:
— Наверное. А что ему сделается?
Нэли с сомнением пожала плечами, а потом сказала тихо:
— Нехорошо получилось.
Я знала, что она имеет в виду, но поддерживать разговор не собиралась — слишком зла была на Ярата, чтобы говорить о нем. А еще немного мучила совесть — я ведь столько наговорила ему перед тем, как развернуть лошадь и отправиться обратно к волошцам. Но, впрочем, так ему и надо. Может, я тоже хотела поехать на юг, посмотреть на море… Маленький городок Эште, как говорили, располагался в живописнейшем местечке — будто в созданном самой природой амфитеатре, стенами которого являлись горные склоны. И там было тихо, спокойно… а еще я слышала от Учителя, что там прямо на набережной росли пальмы, самые настоящие, с мохнатыми стволами без ветвей и ворохом огромных листьев на самой макушке. Вот бы увидеть все это!
Наш фургончик ехал вторым. Я услышала, как выезжавший вперед разведчик вернулся с тревожной новостью:
— Там солдаты императора.
— Сколько? — спросил Эрвин.
— Много. Около сотни.
Услышав это, сын Арена пришел к тому же заключению, что и я — не справимся, и отдал приказ:
— Поворачиваем!
Фургон неторопливо развернулся влево. Эрвин, вероятно, собирался объехать неожиданное препятствие западной дорогой, но скоро до слуха донесся топот множества копыт, быстро приближавшийся. Нэли съежилась, схватила меня за руку, прижалась к моему плечу, но я высвободилась, подползла к краю опущенного полога и осторожно выглянула наружу.
Первое, что бросилось в глаза — серо-фиолетовая форма императорских солдат, восседавших на поразительно одинаковых гнедых жеребцах. Начищенное оружие угрожающе блестело. Командир отряда, крупный мужчина с широким усатым лицом, выехал вперед и, безошибочно определив в рыжем Эрвине главного, приблизился к нему.
— Как я вижу, вам уже сказали, что дорога не север закрыта, — сказал он. — На границе неспокойно, да и в лесах затаились бунтовщики. Поворачивайте-ка обратно, в той стороне сейчас вам делать нечего.
— Спасибо за предупреждение, — проговорил Эрвин.
— Западная дорога тоже перекрыта, — усмехнулся солдат.
Некоторое время усатый командир и Эрвин молча смотрели друг другу в лицо, солдат заговорил первым: