Он побеседовал со мной:
— Были ли в полиции?
— Когда и кто меня в полицию возьмет, если мне было 15 лет? Какой я вояка? Кроме того, я с немцами не дружил.
Для меня на этом разговоре все и закончилось, но из нашей роты двух бойцов 1926 года рождения забрали, они, оказывается, были на самом деле 1922 или 1923 года и служили полицаями. Видимо, перед тем, как вызывать к себе, он связывался с местами, откуда мы были призваны. Меня только один раз вызвали, больше я с капитаном не сталкивался.
— Что вы всегда носили с собой, а от чего старались избавиться?
— Обязательно была лопата всегда с собой и котелок, а то кушать откуда? И противогаз я не бросал, ведь у немцев были химические снаряды, хотя некоторые выбрасывали. Сумка висит, а противогаза нет, так большинство делало.
— Насколько эффективен был немецкий пулеметный огонь?
— Это был самый губительный для нас огонь.
— Какое наше стрелковое оружие вам нравилось или не нравилось?
— Винтовка мне не нравилась, слишком большая, с ней в окопе трудно разворачиваться, она была по длине выше меня. А вот автомат ППШ хороший, и карабин мне нравился, коротенький, с ним удобно развернуться.
— Трудно было окопы копать?
— Смотря какая земля. Бывало, что за целый день только голову да самого себя укроешь. Грунт твердый, щебенка. Ведь когда в оборону становились, там месяцами рыли, прежде чем в полный рост траншеи появлялись. Рыли в первую очередь индивидуальные ячейки, ведь задержка всего час-полтора, потом снова все поднимаются в наступление. А вот когда на сутки или трое, тогда роешь уже окопы в полный рост, если еще дольше стоишь, то уже вырываешь ходы сообщения и соединяешь окопы, получается траншея.
— Самое опасное немецкое оружие?
— Шестиствольный миномет, страшная вещь. Он при стрельбе, как ишак, завывает. Один раз в Восточной Пруссии попали мы под обстрел из такой шестистволки. Старовойтов как только услышал звук, сразу успел перескочить на противоположную сторону дорожной насыпи, я остался прямо на дороге, и меня волной накрыло, сильно контузило, а те, кто остался на той стороне насыпи, 6 человек, погибли.
— Как организовывалось передвижение на марше?
— Всегда пешком, на машине и километра не проехали. Да и где на передовой проедешь на машине, это же такая прекрасная мишень для немцев. Конечно, мозоли были, но кто там обращал внимание на это дело? Санинструктор помажет йодом, наклейку сделает, да и все.
— Как было организовано боепитание?
— Патроны часто кончались, но все время привозили, перебоев не было. В артиллерии перебои были, я видел, что, если бой шел сильный, снаряды кончались. А нам привозил на телеге патроны старшина, всегда четко и вовремя.
— Кто обучал вновь прибывавшее пополнение?
— Никто, раз на фронт попал, ты уже обученный пришел.
— С собой нож не брали?
— У саперов нож все время с собой был, но вот трофейные финки не брали, наш нож был хороший.
— Для разминирования проходов для разведки вас не использовали?
— А как же, было дело. С разведкой ходили и разминировали для них минные поля, охраняли проходы, пока они «языка» не возьмут и не вернутся, тут дело ответственное. Иной раз и поубивают разведчиков, если заметят, фронт есть фронт. Бывало дело, что разведчики тащат «языка», немцы их преследуют, а мы прикрываем, огонь ведем встречный на отсечение.
— Дополнительные к маскхалату средства маскировки не применяли? Листья, ветки?
— Нет, зимой белый маскхалат, а летний также хороший, не нуждался ни в чем.
— Не тренировались перед выходом в разведку вместе с разведчиками?
— Нет, нас перед выходом прикреплял к группам командир взвода. Нам вообще нечасто приходилось таким делом заниматься, только в длительной обороне. Тут же такое дело — сначала наблюдают, где и как укреплено, ищут слабое место, потом наблюдают движение людей, только после идут в разведку за «языком». А мы же под конец войны в основном наступали.
— Были ли у вас как у саперов какие-то послабления или привилегии?
— Нет, ничего не было, да и какие привилегии могли быть?! Вот разведчики сходят на вылазку, после вылазки отдыхают, а у нас даже такого не было.
— Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
— После окончания войны мы стояли в Восточной Пруссии в Кирхаузене месяца два, потом нас сформировали и отправили в Калининскую область, где я прослужил до 1950 года, там мы много разминировали. После демобилизовался, сначала уехал в Эстонию, но нечего там было делать, все было разграблено. Сестра моя была замужем за офицером, тоже участником войны, по ранению он остался в Таллине. Она меня пригласила приехать, там я устроился на холодильный завод. Специальности у меня гражданской не было, сначала учился на слесаря, проработал два года. Приоделся, но мне климатические условия совсем не подошли, а родители жили уже в Крыму, вот я и приехал в поселок Зуя, так и остался здесь, работал шофером в торговле. Здесь же и жену встретил, которая работала бухгалтером. Дети родились, два сына и дочка…