И что мне делать? Впору самому петь «Не искушай».
– Товарищ лейтенант, проводите в курилку, – первая решилась Люба, обращаясь ко мне.
Я встал, поправил гимнастерку. Сверху раздавались взрывы, бомбоубежище временами неплохо потряхивало. Романтика!
Мы вышли в курилку, я зажег спичку. Блондинка ловко затянулась, прикрыла глаза.
– Петя, а ты ведь женат?
– Как ты поняла? – удивился я.
– Ну ты и тупой, – засмеялась Люба. – У тебя кольцо на пальце.
И правда. Постоянно про него забываю – не привык еще.
– Ладно, я с женатыми не кручу любовь, потом все плохо заканчивается.
Я покивал, облегченно вздохнул. Пронесло. Мужчине отказать женщине, да еще привлекательной – намного сложнее, чем наоборот. А предавать Веру мне совсем не хотелось.
– Давай подождем полчаса, – Люба потушила папиросу в банке из-под консервов – Думаю, ваш бравый адъютант и быстрее управится.
Довольный Аркаша появился через двадцать минут. Выглядел словно объевшийся сметаны кот.
– А вы тут чего лясы точите? – удивился лейтенант, подмигнул мне, мол давай, не тяни.
– Пойду вздремну, – сказал я, протягивая Любе руку, прощаясь. – Устал я сегодня.
Масюк еще где-то блуждал, а я пошел в каморку, которую нам с Аркашей выделил комендант бомбоубежища.
Штаб 37 армии был совсем рядом, километра три с небольшим гаком, минут сорок прогулочным шагом. Командный пункт организовали на открытой террасе над шестым этажом гостиницы «Прага». А Власов занимал номер на четвертом. Все это я выяснил быстро, просто поднявшись вместе с командующим наверх. И повод был хороший – Голдович. Надо мне с ним про дом Гинзбурга переговорить.
Я перед этим подумал: а почему я раньше Власова не видел? И, повспоминав, понял – только из-за своей лени. Когда мы к Кирпоносом сюда приезжали, я просто отсыпался в машине, здраво рассуждая, что был бы нужен, то позвали бы. Вот так и ходили мимо друг друга. Фамилию я его, понятное дело, в документах встречал, и часто, командарм всё же, но подумать, что это и есть тот самый – ну никак не мог. Оттого и спал спокойнее.
Ведь и не поделишься этим ни с кем, не поверят. Сейчас он и вправду герой, без балды. По крайней мере, первый штурм немцев тридцать седьмая отбивала. И, судя по донесениям, фашистам эти бои обошлись чуть ли не в сто тысяч боевыми потерями. Даже если на два делить – и то до хренища получается.
И вякни я кому, что вот такой замечательный парень, орденоносец и любимец вождя, через год положит вторую ударную и пойдет служить немцам верой и правдой – пристрелят, не задумываясь. Так что только сам, никого не привлекая и чтобы никто даже подумать не мог бы. Лучше всего, конечно, чтобы никто не заподозрил ничего. Так, несчастный случай. Споткнулся, упал, и на ножик наделся. Восемь раз подряд. Спиной. На крайняк можно и бабах устроить. Гранату к двери привязать, например. Открыл дверь, а тут тебе под ноги «лимонка». И собирай кусочки по окрестностям. Или под кровать прицепить пару кило тротила, лег человек спать, а тут часа в три ночи его взрывной волной на улицу полетать выносит.
Одно только и останавливает: номер на четвертом этаже заперт, и хоть часового у двери нет, но крутится народ поблизости. Но это всё – результат одного посещения, несколько минут всего. Я смог пройти на этот четвертый этаж, меня никто не остановил, только через пару минут спросили, кого я ищу. Я буркнул, что промахнулся с этажом и пробегавший мимо капитан потерял ко мне интерес.
Тут где-то на лестнице я услышал Голдовича и поспешил к нему. Он махнул мне рукой, не останавливаясь, и через минуту мы оказались у него в кабинете.
– Говори, что хотел, – сказал он вместо приветствия. – Времени мало, мне на позиции сейчас ехать, что-то с мостами начудили. Как же оно всё надоело, криворукие эти…, - махнул он рукой. – Лучше бы я в своем четвертом корпусе остался.
– Александр Иванович, я насчет дома Гинзбурга, – я решил не тянуть. – Отдайте его мне!
– Для чего?? Его мы будем готовить к взрыву в последнюю очередь.
– Я там тайный штаб организую. Очень удобно наблюдать за окрестностями.
Голдович задумался, забарабанил пальцами по столу.
– Что-то в этом есть…, - Голдович пошёл, открыл соседний кабинет:
– Борисов!
Навстречу поднялся плотный майор.
– Это Соловьев, адъютант комфронта, он забирает у нас дом Гинзбурга, – выпалил скороговоркой Голдович. – Подготовь приказ и документацию, я сейчас чего-нибудь перехвачу и подпишу. Да! Соловьев! Чтобы остатки взрывчатки нашей вернул до последнего грамма! Я проверю потом!