Но я эти соображения при себе оставил. В конце концов, начальник я, или погулять вышел? Как сказал, так и будет.
Ну, и прилаживать я сам не стал. У меня вон целый лейтенант для этого есть. А я контроль потом осуществлю.
С утра пришлось тащиться в штаб на доклад — в Вишеру приехал Кирпонос. А это вам не просто так. Для нас он второй человек после Верховного. Царь, бог, и воинский начальник, как говорится. Тот соответственно песочил меня за мелочность и отсутствие масштаба. Опять, мол, поперся пожары тушить и в засадах сидеть. Кстати, про заваруху с поездом ему кто-то другой доложил, я тут ни при чем.
Обычное дело — что угодно сотворишь, нагоняй начальник всегда найдет за что сделать. Я молчал большей частью, время от времени вставляя универсальный ответ «Виноват, исправлюсь».
Это сработало и меня отпустили.
В соседней со штабом землянке я обнаружил Масюка.
— Аркаша! Хорошо, что хоть ты приехал. Ты генералу стопку налей, что ли. Чего он такой суровый сегодня?
— Да было дело… Получил ускорение, можно сказать… Приехал темнее тучи, сразу сюда засобирался. Вон, Рокоссовского с собой взял.
Не помню маршала под Ленинградом, хоть стреляй. Хотя… Это получается, что Константин Константинович заменил здесь Андрея Андреевича? Интересное дело выходит. И Кирпонос вместо Мерецкова. Тот тоже великий полководец, ничего не скажешь. Финляндию завоевывал будь здоров. Разное мне про ту войну говорили, но хорошего среди тех рассказов не припомню.
— А новости там какие? — спросил я, будто из Москвы уехал месяц назад.
Мы вышли из землянки на свежий воздух, адъютант закурил. Я посмотрел в небо — как приехал Кирпонос так в момент летуны наладили патрулирование станции. Вон «ходит» сразу две тройки МИГов. Ну хоть без бомбежек пару дней проведем — и то хлеб.
— Больше амурного свойства, — совсем уж секретным тоном сообщил Масюк. — Думаешь, Рокоссовский здесь просто так? Там такой скандалище, что хоть кино снимай. С актрисой Серовой в главной роли.
Что-то в Москве я слышал об этом. Вера рассказывала. Дескать, генерал закрутил с Валентиной Васильевной и даже живет в ее квартире. Но я-то помнил, что Серова выйдет замуж за поэта Симонова. И тот даже напишет ей знаменитый стих, который про жди меня, и я вернусь. Или уже написал? Что же там было?
Мы этот стих столько раз переписывали в тетрадочки на фронте, цитировали любимым в письмах…
— А ну-ка повтори!
Изо рта удивленного Масюка выпала папироса. Я даже не заметил, как процитировал стих вслух.
— Что повторить?
— Вот этот стих!
Я прочитал вслух «Жди меня». Аркаша в удивлении покачал головой:
— Очень талантливо! Дай-ка я запишу.
— А ты разве его раньше не слышал?
— Нет, — Масюк покачал головой. — А кто автор? Разве не ты?
— Слышал где-то, — отмазался я. — Но написал точно не я.
И чтобы побыстрее перевести разговор со скользкой темы, спросил:
— Так что там с Рокоссовским? Наш его песочил?
— Да не очень, — адъютант почесал в затылке. — Спросил только, правда ли.
— Хитер ты, Аркадий, всё слышишь, — улыбнулся я.
— Так работа такая, что сделаешь, — изобразил скромнягу Масюк.
— Ладно. А что ответил… — я кивнул в сторону начальства.
— Как и положено настоящему мужику: что брехня всё. Мол, артистка нравится, а шуры-муры крутить некогда, да еще и семья…. Вот Михаил Петрович и забрал его с собой, мол, раз личной жизни никакой, а жена потерпит. Как заместителю командующего ему работа найдется.
Размышлять о стратегических задачах фронта и судьбе Второй ударной мне не очень хотелось. Тут хоть до утра обдумайся, а я изменить ничего не могу. Тем более, что отвлекли меня. Лейтенант Ахметшин, кто же еще. Как черт из коробочки выскочил, и опять без всякой субординации.
— Тащ балковник! Баймали! — закричал он, распугивая легших поспать ворон и военнослужащих в окрестностях Вишеры.
— Вот как с таким служить, а? — спросил я Масюка. — Подведет под монастырь ведь когда-нибудь. Заберешь себе на воспитание?