Михаил СУЕТНОВ
Сапоги императора
Директор школы ввел меня в класс. Навстречу нам шагнула учительница. Щуря близорукие глаза, она гневно проговорила:
— Коронат Александрович, вы еще одного мальчика привели? Но ведь мой класс переполнен!
— Успокойтесь, Елизавета Александровна, этот мальчик не будет вам в тягость: родитель научил его читать и писать!..
Сказав так, директор вышел, а я остался у порога и тревожился: примет меня учительница или нет? А она недовольно спросила:
— Чей будешь?
— Майданский...
— У меня здесь все майданские. Назови фамилию!
— Суетнов, а по уличному прозвищу — Ильичев.
— А как тебя звать?
— Мишкой.
— Где живешь?
— Дома.
— Я знаю, что не в поле и не в лесу! На какой улице?
— Не на улице, а на новом порядке. Как только Митряев переулок пройдешь, так немножко наискосок и наша изба будет.
Мальчишки хихикнули, а девчонки завертели головами, зашушукались, и в их коротеньких косичках замелькали разноцветные ленточки и тряпицы. Учительница строго глянула на учеников, и они сразу притихли. А мне сказала:
— Ну ты и говорок! Отца-то как звать?
— Моего? Иваном Ильичом. Его на мирской сходке урядник по морде бил... Тятька такие бочки и кадушки делает, что их можно с колокольни бросать и не разобьются!
— Так ты сын бондаря? Я его знаю, а вот тебя вижу впервые.
— Нет, не впервые! Помнишь, в жнитво мы с тятькой и с мамкой ехали с поля, а ты на школьном крыльце стояла? Тогда тятька остановил Гнедка и тебя упрашивал, чтобы меня в школу приняли...
— Ну?
— А ты сказала, что осенью будет виднее. Сейчас осень, все видно, а ты меня учиться не принимаешь!
Поймав двумя пальчиками качавшееся на черном шнурке пенсне, учительница надела его на крупный нос.
— Учителей называй на «вы» и по имени-отчеству. Я Елизавета Александровна. Понял? Пойдем, посажу на место!
Шел я за учительницей, а ученики шипели:
— Го-во-рок, сядь на порог и съешь пирог!
— Грамотей без портянок и лаптей!
— Чук-бондарчук....
Я щелкнул одного дразнильщика по губам:
— Закрой сундук, а то муха влетит!
Возле последней парты учительница остановилась:
— Садись здесь!
Трое мальчишек: светловолосый толстячок Яшка Кандеев, вертлявый веснушчатый Мотька Анашкин и широколицый черный, точно пропитанный сажей Федька Егранов потеснились. Я сел и оказался под большим портретом рыжебородого императора Николая Второго. Он был изображен во весь рост и носками сапог касался моей головы. Таких светлых сапог в нашем селе никто, даже сам урядник, не нашивал!
Учительница встала у классной доски и меня окликнула:
— Суетнов, ты почему повернулся ко мне спиной? Сядь, как сидят все, положи руки на парту и головой не верти! А теперь говорю всему классу: слушайтесь меня, Короната Александровича, учительницу Марию Владимировну, священника отца Петра, родителей. Снимайте шапки и кланяйтесь также уряднику, старосте, волостному старшине, дьякону, дьячку, лавочникам и другим почтенным лицам села Тольский Майдан.
Каждое слово учительница произносила неторопливо и так, будто вколачивала в наши головы большие гвозди.
Скоро послышался звонок колокольчика и учительница объявила:
— Пе-ре-ме-на! Дети, походите, побегайте, но старайтесь не шуметь. Кандеев! Яша, ты где?
Мой сосед по парте вскочил.
— Я тут...
— Не тут, а здесь!
— Здеся... Тут, значит!
— Присмотри за мальчишками. Скажи им, что можно на перемене делать, а чего нельзя!
Яшка кивнул:
— Ладно, это мы могем!
— Можем. Повтори: мо-жем!
— Можем. Могем, значит...
Учительница вышла из класса. Яшка вскочил на парту:
— Эй, первогодники-греховодники, комары-комарики, веселые сударики! Давайте в жеребяток играть?
Слова Яшки мы встретили радостным воем и сломя голову стали носиться из угла в угол и ржать точно жеребята.
Но от беготни я скоро выдохся и остановился. Случайно глянул на икону. Она висела на той же стене, где и портрет императора. Художник нарисовал голову Христа на иконе кривовато, бороду тощенькую, а волосы на голове густыми и до того длинными, что их можно было заплетать в косы. Но меня не столько волосы удивили, сколько глаза Иисуса: они смотрели в упор, недоверчиво, словно я свои грехи от бога спрятал в карманах. Поэтому я отскочил в сторонку, но глаза Иисуса следили за мной. Тут как раз подбежал Яшка Кандеев, и я ему шепнул:
— Боговы глаза за мной бегают: куда я, туда и они!
Яшка усмехнулся:
— Ну ты и чудак! Думаешь, что глаза Христа за тобой гоняются? Нужен ты ему, как собаке сорочий хвост! Эти глаза дядя Данила-богомаз рисовал: один глаз — на нас, а другой — на Арзамас.