— Да ты ума лишился? Ишь, поехал-покатил! Бондарный струмент куплен без Павла. И не на обчие деньги, а на отцовский заработок. Мало ли чего за пятнадцать лет Павел покупал, так ведь мы его покупки в обчее именье не кладем!
— А если дядя все-таки за инструментом потянется?
— Так я сразу весь бондарный струмент в сугроб покидаю, и тогда не только староста — собака не найдет!.. А ты запиши еще: двор из плетня и крыт соломой. И слепую лошадь в тетрадку впиши. Три овцы, три ягненка, один кочет и четыре курицы...
— Мам, кур-то у нас пять!
— Так-то оно так, да придется одну загубить. Павел приедет — чем его кормить? Он ведь к городской еде привык.
— А если кочета загубить? Кочетки-то в каждом дворе есть...
— Без кочетка худо! Не будет он петь — не будешь знать, когда утро и время ли вставать да печи затоплять... Ну ладно, без кочета немного поживем: курицы птицы дошлые, найдут себе женихов!.. Записывай амбар: стены еловые, смолистые, их гниль не берет. Сто лет с гаком держится, да еще столько же простоит. Вот крыша на амбаре соломенная: ее каждые десять лет надо менять, а где соломы взять? Каждую зиму корма не хватает и приходится бедствовать, да гнилую солому с крыш снимать и скотине давать!
Я в шутку сказал:
— Мам, давай запишем в тетрадку ступу с пестом?
— Ступу? Пиши! Но я пест не отдам: он лет пятьдесят семье служит...
Больше записывать было нечего. Мать отобрала у меня тетрадь и спрятала в сундуке. С того дня мы стали ждать приезда дяди Павла. Легкие вещи мать отнесла к сестре Ниське, а тяжелые зарыла в сугробах.
* * *
Отец плел лапоть и случайно бросил взгляд в окно:
— Глядите, глядите, солдаты идут! Не наш ли Павел?
Мать тоже посмотрела:
— Это же Емельян Миклашин и Борис Макарычев...
И мы, оставив свои дела, заторопились к Тиманковым. Дед Михайла стоял у печи и растерянно улыбался. Наталья плакала от радости. Борис успел раздеться и левую руку держал на марлевой перевязи:
— Повоевал я немного, но германец мне руку изуродовал: пуля наскрозь пробила. Страсть, как не хочется еще раз в грязные окопы лезть!
Мать спросила:
— А разве ты не совсем пришел?
— Только на шесть месяцев отпустили, а потом дохтора скажут, куда я годен: воевать или с огорода ворон гонять!
Насмотревшись на Бориса, мы с матерью пошли к Миклашиным. Оказалось, что Емельян отвоевался. Немецкая разрывная пуля снесла ему левый локоть. Доктора сложили раздробленные косточки, кожу зашили, и Емельян остался с рукой. Правда, она не сгибалась, не слушалась, но Емельян все равно радовался:
— Ладно хоть таким из адского огня вырвался! Пусть левая рука бездельная, но ведь правая-то в целости! Я могу топор держать, лошадью править и семена на загоне рассевать. Пахать не смогу: соху надо обеими руками держать! Вот боронить могу...
Отец Емельяна дед Алексей жалостливо поглядывал на сына, смахивал с глаз слезу и вздыхал:
— Так, так, сынок! Вот она, война-то, как над тобой надругнулась!
Моя мать спросила Емельяна:
— Ты уж теперь всего нагляделся и многое знаешь; скажи мне, кто такой федхебель?
Я понял: мать допытывается, высок ли чин деверя. Емельян пожал плечами:
— Федфебель? Они есть и добрые и звери. Ладно бы солдата только материли, а то ведь норовят кулаком в зубы? Не довернешься — бьют, перевернешься — бьют...
— Да как же это солдатики терпят?
— Хм! Терпят... И терпят и... Всякое бывает, тетка Анна!
А вечером мать отцу рассказывала:
— Я была у Анашкиных: вот где слез-то! Ихний Егор открытку прислал, а на ней красный крест. Егор пишет, что сидит в плену у немцев. Я деду Анашке сказала: «Да цыкни ты на своих баб! Пусть по Егору не ревут: ведь он жив и после войны, даст бог, домой придет!»
А дед Ананий и без совета моей матери на своих домочадцев ворчал, но они продолжали выть, на всех тоску нагоняли и совсем о скотине забыли. Коровы оставались некормленными, непоенными, недоенными. Бабы плакали, выли, а коровы истошно ревели: не жизнь, а кромешный ад! Ананий схватился за кнут:
— Цыц, бабье! Ревете, хоть уши затыкай. Светопреставление какое-то. А ну брысь из избы и скотину кормите!
Но бабы и кнута не испугались. Тогда дед прикрикнул на внука Мотьку:
— Ты, востроухий, беги кормить скотину! И водицы в корыто налей.
Внук тоже отказался:
— Я в школу собираюсь!
Дед вспылил:
— Вы что? Сговорились меня разорить? Хотите сделать нищим? Нет, в школу ты не пойдешь! Проживешь и без учения! Я не читаю, не пишу и все равно лучше грамотеев живу. И ты, если голова не пустой горшок, без грамоты сытым будешь...