Фараон же продолжал:
— Читаешь ты бегло, с чувством, но из-за торопливости делаешь ошибки. В книге напечатано: «Листья пожелтели, по ветру летят», а ты читаешь «по ведру». Ты поправил поэта, но безграмотно... А вообще-то надо тебя пересадить во второй класс!
Я отчаянно замотал головой:
— Не надо! Не пойду к вторым!
— Почему?
— У нас Лизавета Лександровна хорошая и мальчишки с девчонками тоже...
Фараон рассмеялся:
— Причина уважительная! Поздравляю вас, Елизавета Александровна: только начали заниматься, а дети уже к вам привыкли.
Сказав так, фараон кивнул учительнице и вышел. За ним пошел и директор школы. Мы, словно сговорившись, шумно вздохнули. Елизавета Александровна добро улыбнулась:
— Ну, дети, вы господину Спасскому понравились!
Я спросил:
— Он полицейский? Фараон?
Учительница и удивилась, и возмутилась:
— Что ты придумал? Это инспектор земских училищ уезда. Приехал посмотреть, как вы начали учиться!
* * *
После этого примерно через неделю, на одном из уроков, Яшка Кандеев торопливо пощелкал по нашим затылкам:
— Эх, круглые башки — глиняные горшки! Слушайте Лизавету Лександровну, а не то, как я, будете два года в первоклассниках киснуть!
Мотька Анашкин тронул себя за затылок:
— Другой год в первом классе сидишь, а тоже не знаешь, сколько у таракана ног!
— Зато я знаю, что у тебя есть голова, два глаза, два уха и одно брюхо!
Кандеев сказал так, достал из сумки ломоть хлеба и стал жевать. Хлеб был похожим на ком грязи и пах кислятиной. Мы зажали носы. Яшка обиделся:
— Ах, ах, ах! Я совсем забыл, что вы не едите, а кушаете! Не кислятину, а саечки, пирожки, бараночки... Перестаньте рожи кривить да морщиться: сами, шуты навозные, такой же хлеб жрете, а тут по-барски губы надули!
Мотька спросил:
— A y тебя с кислятины в животе не урчит?
— У меня? Да я кошку съем — и она в моем животе ни разу не мяукнет!
Учительница погрозила Яшке пальцем:
— Кандеев, ты что там возишься? Прошлую зиму зря просидел и хочешь на третий год в первом классе остаться?
Яшка притих и украдкой доел ломоть хлеба.
Только объявили перемену, Кандеев предложил:
— Эй, первоклассники, давайте в лянду играть?
Он достал из кармана маленький лоскуточек овчины, к средине которого был пришит кусочек свинца, и стал эту штуку ногой подкидывать. И так ловко получалось, что лянда летала вверх, вниз и опять так же, но на пол не падала. Игра мне понравилась, и я похвалился:
— Завтра же такая штука и у меня будет!
Яшка отозвался:
— Лянду ты сделаешь, но из тебя игрок, как из вороны сокол!
— А ты сам-то давно ли перестал быть вороной?
— Ха! У меня голова, ноги и руки на пружинах двигаются, а у тебя они пырки-растопырки!
Я вскипел:
— Неправда! В человеке нет пружин. Ты наловчился играть, потому что плохо учился.
— Ну и плохо, а тебе-то что? Холодно или жарко? Я же волшебник и проживу без ученья.
— Ты волшебник? Ребята, у нас в классе есть волшебник — Яшка Кандеев!
— Да, волшебник! Потому я каждый день чай с леденцами пью.
— Были бы деньги — леденцов можно купить!
— На деньги и дурак купит, а я без денег... В прошлом году к дяде в Питер ездил и там у царя-императора леденцов набрал.
Девчонки закричали:
— В-р-у-н!
— Ты никуда из села не выезжал, а все лето за гумном свою чернобокую козу пас!
Яшка стукнул кулаком по крышке парты:
— Молчите, козляточки, мои деточки! Не вру! Приехал я в Питер в субботу, когда все в банях моются. Гляжу, а по улице сам император из бани идет: весь мокрый, лицо красное — распаренное, на шее — утиральник, за плечами кошель с бельем, а в руке березовый веник, и тоже мокрый. Я прошептал волшебное слово и сделался блохой, да, не будь плохой, царю на бороду прыг! Так на бороде и въехал во дворец. А царь пришагал в свою квартиру, взял с полки в-о-о-т такую селедину и ее ножом на две половинки расхватил. Одну половинку, которая с головой, сам съел, а другую, которая с хвостом, царице оставил. Потом двадцать чашек чаю выпил с медом, сахаром, леденцами, пряниками, баранками. Наелся, напился и на лавке спать завалился. Тут прибежали слуги верные, накрыли императора дубленой шубой и вышли. Император спит, храпит, а я, блоха, не будь плоха, прыг с царской бороды на стол да сахар, леденцы и все остальное схватил, в мешок сложил и в окно выскочил. Увидел меня полицейский и ну из ружья палить! А я только ногой покачал: палите зря — в блоху сроду никто ни пулей, ни дробью не попадает!
Устя Паньшина протянула: