Я вспомнил, что у нас нет кошки, и сунул котеночка себе за пазуху.
— Не реви, Устя, котеночка я возьму!
Принес я его домой и посадил на лавку.
— Вот какого красавца мне дали!..
Моему отцу котенок очень понравился:
— Ишь, какой пышный! Ласкунчик! Чернунчик! Расти большим да сильным, чтобы тебя мыши боялись и соседские коты остерегались... Вот подрастет Наташка и будет с тобой играть!
Мать недовольно отозвалась:
— Бесы, ведьмы, колдуны делаются черными кошками и котами. Может, и этот не котенок, а бесенок?
Отец покачал головой:
— Ну ты и лес дремучий! В каждом человеке, в звере и даже в дереве нечистую силу видишь... Мишка, корми котенка и береги его!
Черный найденыш так у нас и остался. Но сестричке Наташке не пришлось с ним играть: от кого-то она заразилась глотошной болезнью... Мать, конечно, всю вину за эту хворь свалила на котенка:
— Это ты, Мишка, в дом беду принес! Твой черный котенок виноват. Вот я его сейчас дымом святого ладана окурю и если кот — бес, то он вместе с дымом в трубу вылетит!
Я противился, но мать все-таки полную избу ладанным дымом накурила. Запах ладана котенку не нравился, он забился под койку и до тех пор там сидел да чихал, пока дым из избы не улетучился. Только после этого мать признала котенка настоящим зверем, а не чертом...
А отец съездил в село Василев Майдан и привез оттуда фельдшера. Мать упала перед ним на колени.
— Петр Архипыч, спаси нашу дочку! До последнего часу буду за тебя богу молиться...
Фельдшер пробыл у нас полдня, старался больной помочь, но смерть оказалась сильнее лекаря. Наташка умерла, когда я был в школе. Вернулся домой, а сестрица не в зыбке качается, а в гробике лежит! Личико худенькое, посиневшее... В избе мрачно и только слабенький огонечек лампады горел и еще копеечная свеча малой искрой блистала...
Отвернувшись друг от друга, родители сидели в разных углах, а почему я только потом узнал: они поссорились! Мать упрекала отца:
— Это нас господь бог наказал! Он! За то, что ты от него отвернулся.
Отец упрекал мать:
— Нет, это ты погубила Наташку! Ты! Привечаешь всяких странниц да нищенок, вот они к нам хворь и затащили...
Наташка была маленькой, а расходы на похороны оказались большими: надо было уплатить за панихиду, купить свечей и елея, могильщиков водкой поить, устроить поминки — накормить всех, кто к нам в день похорон приходил... Пришлось отцу склонить свою гордую голову перед сводным братом Иваном Лапшой — просить денег взаймы...
* * *
На похороны сестренки у нас не было денег, а на чернила, карандаши, перья, тетради тем более. И я, не сказавшись родителям, пошел в лавочку торговца Трусова. В ней продавалось все, чего душа желала: пряники и керосин, соль и мануфактура, вакса и сахар, деготь и елей, чернила и топоры... Майданцы шутили:
— В лавочке нет только птичьего молока да рыбьего волоса!..
Так вот, я несмело вошел в лавку и остановился у прилавка. Лавочник на меня даже не взглянул. Потоптавшись, я робко попросил:
— Дядя Василий Иваныч, дай мне в долг чернила, перо, тетрадку и еще карандаш!
Широкое, заплывшее жиром лицо лавочника покраснело и стало одного цвета с бордовой рубахой.
— Ч-т-о-о? Отец на поминки выцыганил батман соли, конопляного масла и бутылку елея; мать выклянчила два фунта керосина, а теперь и сын пришел выманивать у меня товар в долг! Вы сговорились меня разорить?
— Дядя Василий Иваныч, я не обману! На рождественские дни, на святки, пойду по избам Христа славить, денежек заработаю и долг тебе отдам! Честное-пречестное слово, не обману!
Но лавочник пуще прежнего зашумел:
— В-о-о-н! Уходи, попрошайка! Ишь тут расцыганился!
Я выскочил из лавки. Брел домой и думал, как бы и чем лавочнику отомстить? И придумал: «Сам буду чернила делать! Налью их полное ведро и бесплатно ученикам отдам. Вот тогда ты, лавочник, будешь меня просить, чтобы чернила не делал, а я тоже ногой топну и крикну: «В-о-о-о-н! Уходи, попрошайка! Ишь тут расцыганился!»
Распалив себя этой мечтой, я прибежал. домой, наскреб в печной трубе сажи и развел ее в горячей воде. Этой мешаниной написал десятка два букв, но, когда чернила высохли, сажа с бумаги осыпалась!
От задуманного я не отступил и развел в кипятке лампадную сажу, черную до блеска, похожую по цвету на цвет сапог императора. Чернила из сажи мне понравились, и следующим утром я принёс их в школу полный горшок. Обрадованные даровщиной ученики налили моими чернилами свои чернильницы...
На первом же уроке мы перепачкали сажей парты, тетради и у самих остались белыми только зубы. Учительница выпачкала руки и белый воротничок платья. Больше держать нас в школе было нельзя, и Елизавета Александровна отпустила класс домой. Моему же отцу она прислала записку: «Твой сын придумал готовить чернила из лампадной сажи и наделил ими учеников. Они сами перемазались, парты и тетради перепачкали. Надо купить настоящих чернил!»