И он лисой завертелся.
— Что тебе на них продать? Конфет, семечек, пряников, баранок?
— Это деньги не мои: я их сейчас на крыльце нашел...
— А-а-а, вот что! Тогда полтинники мои: я их из кармана выронил. Ладно, за твою честность возьми тетрадку и конфетку!
— Чужого не беру!
Я повернулся и пошел.
Дома я сказал матери о полтинниках. Она головой покачала:
— Вот, Мишка, теперь ты увидел: чем человек богаче, тем жаднее!
— Угу...
— Жадность-то богачу как червь сердце точит... Полтинники не лавочниковы. Нет! Кто-нибудь другой обронил. Ты, сынок, радуйся, что чужих денег не присвоил: душа и сердце остались чистыми, непорочными!
* * *
Если на рождественские праздники меня унизили, то после них еще и побили! Ну а случилось это вот так. На уроке у меня разболелась голова и учительница посоветовала:
— А ты из школы выйди и на свежем воздухе побудь: вся твоя хворь пройдет!
Большой мирской пруд был рядом. И я выбежал на лед. Долго по нему бегал, а вернее сказать, катался. Просто на лаптях. Разбежишься, скользишь, летишь словно на крыльях, а ветер в спину толкает, щеки колет и уши щиплет и режет!
Во время этого катанья боль из меня вместе с паром улетучилась. Стало легко, хорошо, весело, и я заторопился в школу. На крыльцо вбежал с песенкой:
На Новый год —
Поросячий хвост,
Пышку, лепешку,
Поросячью ножку!
Коридорное окно кто-то еще накануне разбил, и, чтобы не намело снегу, уборщица заткнула его мешковиной. А без окна стало темно, как в погребе. К тому же ученики на ногах нанесли много снега, и он пристыл к половицам, пол сделался скользким. Я покатился, но тут же поскользнулся и врезался головой во что-то широкое, мягкое, теплое. Оно, это широкое и мягкое, с шумом рухнуло на пол и потащило меня за собой. Я с испуга-то не сразу понял, что моя голова очутилась между чьими-то ножищами. И эти ножищи, словно клещи, зажали мою голову, и тут я услыхал гневный голос:
— Ах, разбойник! Ах, варнак! Я тебе покажу «поросячий хвост»!
Ноги-клешни все туже сжимали мою голову, и я, задыхаясь, просипел:
— Дяденька, я не нарочно в тебя головой-то! Поскользнулся и...
— Я тебе не дяденька, а отец духовный! Свя-щен-ник!
Эти слова меня еще больше напугали: я оцепенел и онемел, а священник, поднявшись с пола, закатил мне оплеуху:
— Вот тебе, варнак, пышка с лепешкой!
У меня искры из глаз посыпались. Схватившись за висок, я заревел. А священник втащил меня в класс.
— Вот, Елизавета Александровна, этот богомерзкий ушкуйник сбил меня с ног, и я сильно ушиб колени!
Я пуще заревел.
— Батюшка, я нечаянно! Поскользнулся и...
Учительница нацепила на нос пенсне и внимательно посмотрела на меня и священника.
— Успокойтесь, отец Петр! Мальчик смирный и уронил вас нечаянно...
Священник сверкнул разгневанными глазами:
— Смирный... Сего разбойника надо наказать и стро-жай-ше!
Выкрикнув эти слова, священник ушел. Учительница сказала мне:
— Иди домой и отлежись!
Домой я пришел заплаканным и напустился на мать:
— Ты всегда попа хвалишь да за него заступаешься, а он видишь, что надо мной сделал? Фулиган, а не поп!
Родительница растерялась, руками всплеснула:
— Господи, помилуй нас, грешных! Да что это батюшка-то нынче так развоевался? Может, был во хмелю?
— Не знаю...
Отец свесил голову с полатей:
— Что за слезы?
Мать как-то неохотно отозвалась:
— Священник развоевался да вон нашего сына обидел...
Отец спустился на пол, глянул на меня и загорячился:
— Что он, поп-то, сбесился, что ли? Я на него жалобу в святейший синод пошлю! Хотя поп и священное лицо, но младенцев избивать права не имеет!
Мать отмахнулась:
— Имеет, не имеет... Набрался ты бог весть где этих ученых слов и думаешь, что все можешь делать! Не пори горячку — остынь. Не по себе думаешь дерево рубить. Лучше прикуси язык, перестань яриться.
Отец яростно зарычал:
— Перед этим молчи, перед тем сам себе рот заткни...
— Так, так! А ты возмечтал с сильными тягаться. В сказке сказывается, как козел с волком тягались и от козла только копыта и рога остались.
Намазав мою больную щеку и ухо кислой сметаной, мать посоветовала:
— Возьми на руки котенка — пусть он щеку и ухо оближет!
— Котенок? Зачем он будет лизать?
— Это зверь, а звери к фершалам и дохторам не ходят и им не кланяются — сами себя лечат: травку целебную едят, болячки зализывают, и те скоро заживают!..
Я послушался мать, взял черного котенка на руки, и он охотно и старательно стал слизывать сметану с щеки и уха. Язык котенка был шершавым, точно напильник, делал мне больно, но я терпел, и становилось легче и легче.