После этого мать куда-то ушла, а отец все ворчал:
— Сперва и я священников почитал, а как пригляделся к ним, так и понял: лицемеры и фарисеи. Вот отец Петр: в церкви призывает нас любить друг друга и друг другу вины прощать, а сам робенку не простил. Робенку!
Я отозвался:
— Зачем же такого к нам в село прислали? Есть, наверно, попы хорошие!
— Ха-ха-ха! Хорошие... Хорошими они бывают после смерти. Ну а если есть честные, то им жить тоже не сладко!..
В этот миг дверь распахнулась и в избу просунулась голова священника:
— Господи Иисусе Христе, боже мой!
Я метнулся в угол и там затаился. Священник размашисто перекрестился и так же широко благословил отца.
— У Якова Лисина кто-то из стариков при смерти: иду исповедовать. Попутно и к тебе завернул. Твой сын в коридоре сбил меня с ног: я ушиб до крови колени и локоть. Накажи озорника! Наказание младенцу пойдет на пользу.
Отец передернул плечами:
— А мой родитель говаривал другое: «Детей наказывай не кнутом, а стыдом!»
Священник усмехнулся:
— Стыд — хорошо, но он не дым — глаза до слез не доводит. А ты накажи озорника так, чтобы он всю жизнь помнил!
Засунув руки в карманы штанов, отец ответил:
— Батюшка, я бы сына наказал, но меня кто-то опередил! Мишка, подойди ко мне!
Я подошел. Отец повернул меня лицом к окну:
— Гляди, батюшка, как робенка изуродовали! Сынок, ты так и не догадался, кто тебя ударил?
Отец хитрил, и я решил ему помочь.
— Не узнал...
Священник заторопился.
— Надо спешить к умирающему...
И он выскочил из избы. Отец глянул в окно.
— Гляди, Мишка, священник-то словно заяц бежит! Какой злопамятный: до того осатанел, что пришел на младенца жаловаться!
* * *
Из-за сильных морозов учительница распустила первый класс на неделю, но с условием: каждому ученику придумать сказку. В другое время я бы, наверно, придумал, а в такой холод в нашей избе у меня не только руки, но и ноги мерзли, и голова думала вяло, сонно. Поэтому в первый и во второй дни я ничего не придумал. На третий же день мать загнала в избу совсем издрогнувших от холода овец с ягнятами и принесла в мешке полуобморозившихся кур:
— Пусть горемыки погреются! Эх, Гнедка бы в избу завести, но он, сердешный, в эту дверь не пролезет! Если будем новую избу строить, то надо дверь прорубить и высокую и широкую.
Собранная в избе живность скоро так надышала, что стало совсем тепло и весело. Во дворе ягнята были полуживыми, а тут затеяли игру с котенком. Словно расправляя плечи, кочет шумно похлопал красноватыми крыльями и прокричал свое кукареку. Мать улыбнулась:
— Ишь, мерзляк, ожил! Кровь заиграла...
А я разглядывал на стеклах окон рисунки деда Мороза: высоченные горы, острые, как ножи, скалы, деревья-великаны, невиданные у нас травы, а под горою — ледяной дворец и несколько снежных изб. На крыльце одной избы стояла снежная девушка. Она не замечала, как из широко открытых дверей дворца выполз семиглавый дракон. На его головах белели снежные короны, усыпанные звездами. Дракон подбирался к девушке. Медлить было опасно: я схватил со стола нож и безжалостно соскоблил дракона со стекла. Но беда подкарауливала девушку с другой стороны дворца: там появилось чудовище, похожее на лягушку. Оно высунуло длинный язык, и он потянулся к снежной девушке. Чтобы ее спасти, я стал дуть на чудовище, и оно растаяло!
Вдруг мать спросила меня:
— Ты что там, словно глухарь, все про себя да про себя бормочешь?
Я ответил:
— На стекле дед Мороз нарисовал Снежное царство-государство, а в нем дворец — ледяной крылец, избы, лес, горы, скалы и просторы. Вот девушка из избы вышла, а дракон хотел ее проглотить, но я его убил! И еще убил чудовище, похожее на лягушку: оно тоже к девушке подбиралось.
Мать еще спросила:
— А церковь божия в Снежном государстве есть? Ну-ка, где она?
— Церкви нет!
— Как это нет? Без бога ни одно царство не стоит; без церкви села не строются; без часовни поле не живет!.. А-а-а вижу, вижу! Бог-то вот за этими елками сидит, да ты не разглядел!
— Что он там делает?
— Лапти плетет, оборки к ним вьет, а святые пророчицы да мученицы куделю прядут да богу из тех ниток портянки ткут...
— Мам, что ты выдумываешь? Зачем богу лапти и портянки? Он по небу босиком бегает: там же ни грязи, ни снега нет.
— Эх ты, недогадливая головушка, а еще в школу ходишь! Бог-то большой-пребольшой, и борода сивая: ему разутым негоже бегать — он ведь не босяк, а владыка и царь небесный!