— Лады.
После его ухода я позвонил в справочную и попросил назвать мне номер домашнего телефона Андрея Александровича Морозова.
— Алло, Андрей Александрович?
— Да.
— С вами говорит старший следователь прокуратуры Красиков…
— Дмитрий Васильевич? — оживленно перебил меня низкий мужской голос. — Очень рад, что вы позвонили. Я сам собирался это сделать. Узнал у директора ваш номер телефона… Да вот некстати свалился.
— Что-нибудь серьезное? — забеспокоился я.
— Нет, нет!
— Андрей Александрович, вы, кажется видели вечером в воскресенье Никиту Гладышева?
— Совершенно верно.
— Не станете возражать, если я сегодня загляну к вам? К вечерку?
— Милости прошу! Комсомольская, дом восемнадцать, квартира тридцать.
— Благодарю. До встречи.
Едва я положил трубку, как телефон зазвонил.
— Красиков слушает.
— Я — Гладышев… Федор Борисович Гладышев. Мой жена сказали, что вы… расследуете… Я хотел бы с вами встретиться. Если можно, прямо сейчас.
— Жду вас, Федор Борисович. Пропуск будет заказан.
— Благодарю.
18 мая 1978 г., четверг, 17 часов 15 минут
Теперь я смог лучше разглядеть отца Никиты: рослый, сильный человек лет пятидесяти–пятидесяти пяти.
— Хотел сразу к вам прийти, — медленно, с натугой говорил он, — как только приехал. Но с женой совсем худо. Уж лучше плакала бы… Знаете, на душе полная пустота… как будто и нет меня. — Взгляд у него был безжизненный. — Не укладывается в голове… Не верю… Привез ему сценарии итальянского кино. В Москве достал. В букинистическом магазине. Он ведь после школы хотел во ВГИК поступать.
Федор Борисович не называл сына по имени, словно боялся произносить его имя вслух.
— Федор Борисович, — сказал я, — к сожалению, ничего уже не поправишь. Это жестоко с моей стороны так говорить, но у меня нет иного выхода…
Гладышев сидел, не изменив позы, и взгляд его устремленный на меня, был таким же неподвижным.
— В воскресенье, — продолжал я, — ваш сын погиб. В понедельник мне поручили вести расследование.
Он шевельнул пальцами.
— Есть некоторые обстоятельства, Федор Борисович, в которых без вашей помощи мне будет сложно разобраться. И я надеюсь на вашу помощь, потому что — еще раз повторю — Никиту не воскресишь, но как он погиб и почему должно быть установлено.
— Да, — глухо произнес Гладышев. — Я тоже хочу знать, почему погиб мой сын. Я готов помочь вам и отвечу на любой вопрос.
Я молча поднялся и направился к сейфу. Открыл его и достал оттуда письмо Тереховой. Вернувшись к столу протянул листок Гладышеву.
— На вас поступила анонимка, Федор Борисович. Мы получили ее шестнадцатого мая.
Гладышев развернул листок, прочитал написанное, снова сложил бумагу и вернул письмо мне, не проронив ни слова.
— Это ложь, Федор Борисович? — тихо спросил я.
— Не совсем, — ответил он глядя мне в глаза. — Кое-что правда. Но больше неправды. От незнания. Да бог с ней, с этой анонимкой. У меня для вас новость посерьезнее. — Он вынул из кармана тетрадный лист. — Это письмо мы с женой получили сегодня. Прошу вас ознакомиться.
Я прочитал: “Дорогие мои, получила тринадцатого мая письмо от Никиты, ничего не могу понять, Всего одна строчка: “Наташа, наш с тобой отец — ничтожество!” Что у вас случилось? Я очень обеспокоена. Папа немедленно сообщи мне. Наташа”.
Как ударило: “Выходит, Терехова не солгала — у Федора Борисовича была дочь”.
— Очевидно, Дмитрий Васильевич вы не знаете, — проговорил Гладышев, — что у меня есть дочь, которую зовут Наташа.
— Вы ошибаетесь, Федор Борисович, — спокойно возразил я. — Мне известно об этом.
— А-а, тем лучше… Молодая женщина которую я целовал на вокзале, это и есть Наташа. Вообще-то я недавно узнал, что у меня есть дочь. Но вам это интересно, нужно?
— Да, — кивнул я. — Особенно теперь, после ее письма!
— Всего одна строчка, — его голос дрогнул, — а какая страшная и… Почему он так написал обо мне — вот о чем я думаю весь день.
— Вы не чувствуете своей вины перед Никитой?
— Нет! Мне всегда казалось, что сын любит меня и доверяет мне.
— Я тоже слышал, что у вас с ним были дружные отношения. Простите, а с женой?
— С Екатериной Ивановной?! Мы прожили вместе двадцать лет. У нас не было даже размолвок.
— Ваша жена никогда не говорила, что однажды ей позвонили и сказали, что между вами и вашей секретаршей…
— Да, да, — закивал Гладышев. — Такое случаи имел место. Звонила какая-то женщина и сказала, что Нина Феликсовна Доценко — моя любовница. Однако жена не стала продолжать разговор.
— Вы можете предположить, кто звонил?