— Далеко от города дача Беленковых?
— Тридцать километров. Они живут там весь год.
— У них телефон есть?
— Нет.
— Дайте мне, пожалуйста, адрес Беленковых.
— Записывайте, Дмитрий Васильевич.
Записав адрес Беленковых, я поблагодарил Екатерину Ивановну и вернулся к Самсонову. Он с любопытством поглядывал на меня, ждал, что я скажу.
— Ну вот, Игорь Демьянович, Никита уезжал из города. Причем дважды. Это крайне важно… Да-а, Игорь Демьянович, хотел дать вам возможность передохнуть от поездок, но, увы, ничего не получится. Завтра с утра вам придется съездить на дачу Беленковых. Вот по этому адресу. Надо узнать был ли у них с шестого по девятое мая Никита Гладышев. В каком состоянии и настроении они нашли его.
— Понятно, — кивнул Самсонов.
Посидев еще немного, мы распрощались.
Я чувствовал себя взбудораженным. Так со мной бывает всякий раз, когда в поисках истины я вдруг нащупываю какую-то почти незаметную для глаз тропку. И во мне сейчас росло ощущение, что я не только нащупал тропку, но уже ступил на нее.
Следственная версия иногда появляется как искрометная игра воображения следователя: искорка, которая как бы вырывается из цепи установленных им фактов расследования и на мгновение освещает, показывает возможный путь к установлению истины.
Но истина — правда, освещенная со всех сторон не искоркой, а ровно горящим огоньком, он непрерывен: составляющие истину факты сплетены между собой, вытекают один из другого, ни одно звено не выпадает.
Версия становится истиной только тогда, когда пройдет испытание проверкой, когда факты подтверждают ее с такой ясностью и определенностью, что она становится единственно возможной версией.
Эти мысли принадлежат не мне, другому юристу. Но они на редкость точны.
22 мая 1978 года, понедельник, 9 часов
Придя утром на работу, я позвонил директору Румянцеву и попросил узнать, по какому маршруту уходили школьные “красные следопыты” 29 апреля.
Пожалуй давно я ничего не ждал с таким нетерпением, как ответного звонка директора Румянцева. Наконец он позвонил.
— Их маршрут включал город Горобовск и деревню Колонкино Гребневского района, — сказал директор Румянцев.
— Кто сможет подробно рассказать мне об этом походе?
— Геннадий Корабельников из девятого “А”. Никита Гладышев был командиром отряда, а Корабельников — его заместителем.
— С вашего позволения я сейчас приеду в школу.
— Пожалуйста, Дмитрий Васильевич.
Геннадии Корабельников — шепелявящий, вертлявый подросток — смотрит на меня, полуоткрыв рот. Мы сидим с ним я пионерской комнате.
— А вы и вправду из прокуратуры? — изумляется он.
— Да, Гена. Но ты лучше ответь…
— Значит, вы и…
— Геннадий у нас с тобой мало времени!
— Что вы! Это же большая перемена!
— Давай по порядку.
— Давайте, — охотно соглашается он.
— Какова причине похода “красных следопытов”?
— К нам пришло письмо из села Колонкино. Там малышня нашла разрушенную землянку, а в ней скелет человека и вещмешок, в котором среди других вещей находился пожелтевший конверт. Мы с трудом разобрали адрес: “Город Горобовск, улица Морская, дом восемнадцать. Симончук Пелагее Григорьевне”.
— И вы решили поехать по этому адресу?
— Ну естественно! Никита сказал, что ехать нужно и в Колонкино и в Горобовск. У Никиты был нюх на такие поиски. Его даже райком комсомола именными часами наградил. Во, часы! “Слава” на браслете.
— И вы поехали в Горобовск?
— Конечно.
— Когда вы отправились в поход, какое настроение было у Никиты Гладышева?
— Отличное! Это ведь его идея была поехать!
— А когда возвращались из похода, настроение у него было такое же?
— Нет! — воскликнул с удивлением Корабельников. — Верно! Он мрачным был. А вы откуда знаете, а? Во дела.
— Так что же произошло в похода с ним?
— С кем? — не понял Корабельников.
— С Никитой Гладышевым. — Я почувствовал приступ раздражения, вызванного бестолковостью этого шумного подростка.
— С Никитой Гладышевым? — уставился на меня Геннадий. — Не знаю. А что?
— Гена, — терпеливо проговорил я , — по-моему, мы с тобой забрели в какой-то тупик. Я тебя спрашиваю: с Гладышевым что-нибудь произошло в походе, может, какая-нибудь неприятность?
— А я думал, что вы что-нибудь знаете!— искренне удивился подросток. — Наверное, ничего с ним походе не было.
— Послушай, — я крепко-крепко взял себя в руки, — только что ты подтвердил, что после похода Никита помрачнел, верно?
— Правильно! — обрадовался Геннадий. — Вы спрашиваете, когда у него испортилось настроение, я вам отвечаю — после похода. Логично?