В этом жутком бою убили и Александра. В тот момент, когда подошли к Рыжему, видел, как Александр перебегал вправо, — пуля пробила его рацию, бронежилет и сердце. Были ранены и двое молодых бойцов: один бабайчонок и Буковский. Интересный парень, до армии женился, и пуля попала ему в область паха. Душманы почувствовали, что здесь брешь и усилили огонь и натиск.
Когда мы подбежали, то молодой боец по фамилии Кичмарик отползал, пятясь задом, как рак, но пулемёт оттаскивал за собой. Вокруг него плотно свистели пули, и мы удивились, как это в него до сих пор не попали. Схватил Кичмарика за ремень и отбросил к дереву в безопасное место.
Простой деревенский парень, он запомнился тем, что в полку подталкивал, выпавший из печки, уголь на совок голой рукой, меня это приводило в полный восторг. Коля Зинченко подхватил его пулемёт, и открыл огонь по наступающим душманам. Он вёл огонь прямо напротив этого злополучного дома, который находился от нас почти в километре.
В эфире творилась полная чехарда: 7-я рота докладывала о потерях, наш взводный докладывал о потерях, и другие роты тоже сдерживали наступление и докладывали о сложной обстановке. Все торопились, кричали и перебивали друг друга.
Гриша-молдаванин.Успокоив Кичмарика, я всучил ему автомат Коли Зинченко, показал куда стрелять и перебежал к Грише-молдаванину. Был у нас такой квадратный (даже кубический) неимоверной силы паренёк, холоднокровно-жестокий и при этом глуповато-добродушный. Нам иногда приходилось «убирать» пленных, потому что подвергали их пыткам, чтобы получить разведданные. Когда выходили к своим, то убирали как ненужных свидетелей. Этот Гриша любил протыкать шомполом барабанные перепонки в ушах с каким-то животным удовольствием, и разведчиков от этого коробило, хотя многим приходилось убивать быстро ножом.
Гриша занял крайне невыгодную для обороны позицию, но зато наиболее безопасную для себя. Он стрелял как будто из-за угла и простреливал только дальний левый сектор от себя. И в тот момент, когда духи стали подбираться к Грише, я подбежал и открыл огонь прямо поверх камня. Духи перебегали по крутому склону и даже от ранения стремительно катились вниз. Один успел перебежать и спрятаться за камень, но в тот момент, когда он выглянул для стрельбы — я выстрелил ему в грудь. Гриша сделал мне замечание, что позиция моя слишком рискованная.
Замполит.В это время я обратил внимание, что зам. полит полка, мужик лет за 30, «целый капитан», забился в небольшую пещерку в корнях дерева и трясся от страха, бросив автомат.
Разведроте перепадали самые жирные трофеи, но рота несла самые большие потери, поэтому даже особисты не ходили с разведчиками, предпочитая шмонать после возвращения из разведки на броню (к счастью, это было нечасто) трофеи изымали, но никого не наказывали. Мы с Гришей покивали головами, что это тем более плохо, что в роте много молодых солдат, но и посочувствовали мужику — у него, наверное, семья в Союзе и есть, что терять, ну а мы, молодые, холостые, нам ничто.
Мне стало неимоверно жарко. Я скинул бронник, бушлат, «вшивник» (так называли трофейные шерстяные свитера), расстегнул ремень и продолжал вести стрельбу короткими очередями. Странная мысль о белой рубахе вертелась в мозгу. Как жаль, что нет чистой белой рубахи, а то сейчас перед смертью с удовольствием бы надел.
Пальба почти не стихала, и в каждую минуту ждал: вот-вот прорвется тоненькая нить обороны, духи будут стрелять в меня сзади, и пуля пробьет спину или ногу, и от этих мыслей сжимались мышцы спины и бедра, как перед уколом.
Встреча с богомВыдалась небольшая передышка. Я лежал на снегу в одном потном х|б, задыхаясь от жары, и торопливо заряжал пустые магазины. Именно в этот момент произошла моя ВСТРЕЧА С БОГОМ. Заряжал магазины и рассуждал.
— Ну, хорошо сейчас духи прорвут оборону и меня убьют, но ведь, кому-то будет меня жалко, просто нестерпимо больно оттого, что меня не будет. Ведь кому — то я нужен непременно! Стал перебирать: для матери это, конечно, горе, но у неё останется отец и сестра, каждодневные дела притупят боль и скорбь утихнет. Девушка быстро забудет меня и устроит свою жизнь, а у друга свои заботы.
Раньше обижался, почему друг «тащится» в Союзе и «отрывается по «полной». А я здесь, в Афгане, несу такую тяжёлую службу, рискуя жизнью. Но в эту минуту, вспомнив друга, спокойного и подслеповатого, как Пьер Безухов, обрадовался, что попал именно я, а не он. Его убили бы раньше, а мне это оказалось по силам, и мы с ним ещё встретимся на гражданке.