В одной из мужских палат находился молодой человек двадцати восьми лет, как было указано в истории болезни. На вид же он казался, – если не подростком, то, - во всяком случае, - не старше Кати. Лишь слабо пробивающиеся усики сообщали, что это не так. Очень худой, с прозрачными синими глазами и светлыми волосами до плеч, – он похoдил на изможденного Христа. В истории болезни Катя прочла, что зовут его Николай Дронов, работает он сапожником, и периодически уходит в запои. Совсем не объект для девичьего интереса. И все равно она смущалась, проводя осмотр. Впалый живот юноши пересекал огромный страшный шрам. «Удалено 3/4 желудка после кровотечения, осложненного перитонитом». Жалость затопила сердце. Ему нельзя пить! А что ему ещё делать? В этой глухомани пьют все, - кроме тех, кто не живёт здесь постоянно, а имеет лишь дачи для отдыха; да, возможно, самих врачей (и тo не факт).
Бывает такое? Прекрасно сознаешь, что человек не твоего круга и уровня (никакой гордыни при этом, просто принять как данное), больной физически и душевно (разве алкоголизм не болезнь души?), – а тебя переполняют эмоции, – радость от его улыбки, взгляда; жалость до нежности. Возникает безудержное желание помочь хоть чем-нибудь, - настолько сильное, что ты готова поплатиться за это.
Катя заметила, что остальной персонал махнул на него рукой, все относятся несерьезно, - все равно, мол, – смертник: алкоголик-язвенник, с культей желудка. Скоро выписка, а ФГДС-контроль не сделаң. Из всей терапии – диета, да фамотидин. Недрогнувшей рукой Катя подключила к терапии более дорогие и эффективные препараты, назначила обследования; изменила предполагаемый срок выписки. За что и получила нагоняй, от узистки и хирурга. Затем она подошла к старшей медсестре, пожаловалась на гастрит, якобы беспокоящий её, - выпросила упаковку де-нола, и альмагель. Она знала, что для Коли не дадут ничего, и заранее позаботилась обеспечить его лекарствами, - хоть на какой-то период после выписки.
Конечно, лекарства она могла бы и купить в аптеке. Да где та аптека? Она ещё не изучила местность, и знала лишь дорогу от больницы до финского домика, да продуктовый магазинчик рядом. Посёлок невелик, но кругом сугробы по пояс, а названия улиц и номера домов, - если вообще имеются, - скрываются в потемках полярной ночи. Тут заблудиться, провалиться в сугроб, – нечего делать. Весной найдут… К тому же, - морально это было бы для неё неприятно. Потратить личные деньги на пациента, – даже если он этого не узнает, что маловероятно в тақом посёлке, – но от самой себя-то ничего не скроешь! – казалось ей чересчур интимной заботой, - Кате не хотелось бы чувствовать подобное. К тому же, больница, – по ее мнению, - должна выписывать человека с выдачей ему необходимых на первое время препаратов. Так было заведено там, где она училась. Это нормально и правильно. Ну и пусть ей пришлось пойти ңа хитрость.
Как ни старалась Катя скрывать эмоции – молодой человек заметил её внимательное отношение к нему. Трудно было не заметить. Ведь теперь, - её стараниями, – он принимал новые лекарства, и лазер-терапию получал. И о тoм, что лечиться ему теперь ещё больше недели, - тоже, разумеется, знал.
Впрочем, Катя всего лишь восстановила справедливость. Но Николаю её действия показались чем-то гораздо более значимым. Теперь он часто прихoдил на пост, где Катя заполняла истории, – здесь ей было удобнее, чем в холодной ординаторской, – не надо каждый раз бегать за медсестрой, чтобы отдать историю. Коля благодарно смотрел огромными голубыми глазами, пытался поговорить с ней о чём-нибудь, - для него это было сложным делом. Но Катя, улыбаясь, быстро пресекала его мучительные попытки благоговейного флирта, - по той причине, что ей, – в самом деле, - было безумно некогда. Больных, - на неё одну, - оказалось очень много, - она и так торчала в больнице до самого вечера.
За три дня до выписки Дронова Катя заболела. Немудрено простудиться, – живя в спартанских условиях, переутомившись, да находясь среди чихающих и кашляющих. Пусть в инфекционное «крыло» здания она заходила крайне редко, - для консультаций, – но всё равно это случалось.
Долго болеть ей не позволили, – невролог Анна Сергеевна, - молодая, но уже мрачная и задерганная; худенькая, с мальчишеской стрижкой, – пришла навестить её. От имени всего коллектива, - сколько их там осталось? Она теперь одна вела практически всю больницу, кроме хирургии и инфекционного отделения. Тут побежишь… Заставила Катю выпить около литра горячего чаю c мёдом; не слушая протестов, плеснула в её чашку малиновой настойки; вытащила большой шмат сала (при виде которого Кате стало дурно), и велела есть, - в нем, мол, куча витаминов. Им тут болеть некогда! Чтобы дня три, – максимум, а не то… она тоже на больничный уйдет!