— Все в порядке, — шептал я.
Руки были измазаны угольком, который она вертела в руках и нервно колупала ногтями. Я отобрал у нее камешек и сунул в карман черного плаща.
Затем обнял ее, сжимая все крепче, точно Атлас, держащий все мироздание.
Когда солнце стало сползать с небосклона, я отвел ее обратно к машине.
— Может, мне еще раз сходить за продуктами? — подал я голос, чувствуя, как сердце колотится в пустом желудке. Но, покачав головой, она откинула спинку кресла и улеглась спать.
Я встрепенулся, не сразу сообразив, где я. Машина стояла на опустевшей парковке перед магазином. Подслеповатый уличный фонарь мигал над машиной. Открыв дверь, я незаметно выскользнул наружу.
Я шел как завороженный, к небольшому зеленому контейнеру с отходами, рядом с неосвещенным зданием закусочной «Король Гамбургеров». Я пристроился там по-маленькому. Сытный запах объедков опьянял. Я посмотрел на машину: мать спала, свернувшись под плащом. Поднявшись на цыпочки, я принялся рвать ногтями белые пластиковые пакеты. Жареная картошка, нежные кремовые булочки, стаканчики с недопитыми газированными напитками. Я набивал рот всем подряд, так быстро, что не успевал не только проглотить, но и продохнуть. Я хватал все, что под руку попадется, включая нераспечатанные пакетики с кетчупом, высасывая их и выдавливая в рот.
Не знаю, как долго продолжался этот пир, пока я не заметил, что она стоит за спиной и наблюдает за мной. Все, о чем я сейчас думал, — это еда. Остальной мир для меня исчез. Сытный запах жратвы отделил меня своей стеной от остального мира, и я не мог им надышаться, едва переводя дыхание. Я уже не думал о том, что все эти объедки отравлены, так же как и остальная еда из магазинов. Хотя мне грозила верная смерть.
Она улыбкой встретила мой взгляд. Но ничего хорошего такая улыбка не предвещала. Улыбка стала еще шире, когда я уронил рыхлую кашицу, что была у меня в руке, обратно в контейнер.
— Искушение, — произнесла она довольно спокойно. — Ты не выдержал искушения.
Я сглотнул то, что застряло во рту, и попытался ответить, но только засипел.
— Что бы ты без меня делал, — сказала она, отходя от контейнера.
Я метнулся за ней к машине, трясущимися руками вытирая рот. Она зашла вперед и распахнула предо мной дверцу со стороны пассажирского сиденья.
— Прости.
— Ты отравлен, — произнесла она как приговор. — Ты слаб и впал в искушение… Теперь тебя ждет смерть.
Сальный аромат пропитал мои джинсы и майку, затягивая меня пленкой, сквозь которую было трудно дышать. В глазах наливались слезы, и все поплыло передо мной. Я быстро вытерся, надеясь, что они останутся незамеченными: от слез было бы только хуже.
— Я не хочу умирать, — шептал я. — Пожалуйста… У нас же есть противоядие?
Схватившись за живот, я чувствовал нарастающую боль.
— Ты вкусил яда, — несколько раз повторила она нараспев. Улыбка стала широкой и зловещей. Слезы градом покатились из моих глаз. Я уставился в пол машины, чтобы хоть как-то совладать с ними.
— Ты вкусил яда, — продолжала повторять она, будто дразнила. Паника, закипающая внутри, и ее злорадная ухмылка — сверкающие в смутном свете фонаря зубы — вселяли ужас.
— Если я умру, то кто же будет присматривать за стенами? — Голосом как можно более спокойным произнес я.
Рот ее медленно закрылся.
— Если я умру, кто предупредит тебя, что земля треснула и поглотила машину? — Я услышал, как она сглотнула ком в горле.
— Если я умру, то кто успеет уничтожить уголь огнем?
Ничего не ответив, она только развернулась на сиденье и безмолвно уставилась в сторону разинувшего пасть мусорного контейнера.
Через несколько минут она потянулась под сиденье и достала маленькую пластиковую бутылочку. Я нетерпеливо смотрел, как она свинчивает крышку. Руки у меня дрожали, наверное, от яда, который уже начал постепенно убивать меня, и я едва держал бутылочку. Я понюхал: приторно-вишневый аромат был запахом надежды. Мы купили эту бутылочку в аптеке с двигающимися стенами.
Теперь, на случай отравления, у нас было противоядие.
Стоила такая штука кучу денег, так что у нас осталось только на шестибаночную упаковку «Кэнада Драй» — бутылки брать нельзя, в них содержится отрава. Даже когда я принес пустые банки в обмен, на «Принглз» все равно не хватало.
Но голод полезен — он очищает и сохраняет тебя от зла.
— Отпей, — сказала она.
Я всосал бурый сироп, отдающий горечью и сладостью одновременно.
— Не весь! — воскликнула она, вырывая у меня лекарство. — Только вчера купили — и уже половины нет. — Она подняла бутылочку и посмотрела на просвет, сколько осталось.