Когда я наконец оторвал голову, кимоно было мокрым от моих слез.
— Бедные ручки, — произнесла Пирожок, осматривая мои исцарапанные ладони. — Мы позаботимся о них потом.
— Пора убираться, — предупредила Пломбир. Теперь она была в джинсах «Бен Дэвис», летной куртке и ботинках, выдающих ее специализацию садо-мазо. Этот наряд, пусть и не очень выразительный, как нельзя более подходил для такой выездной операции.
— Мы купили всего полтора часа у того противного коротышки, — скривилась Пирожок. — И время уже на исходе.
— Говорила тебе — оплатим подольше, — буркнула Пломбир, устраиваясь на водительском месте. — Не в обиду, Черри, но эти мерзавцы торгуют тобой ниже рыночной стоимости.
— Но как вы нашли меня? Вам Пух сказала?
— Кажется, похожее имя называл Глэд. — ответила Пломбир, снова сверяясь с картой, которая затем запросто, сама собой, свернулась в квадратик.
— Но почему вас так долго не было? — Я моргал, удостоверяясь, что они — не иллюзия.
— Глэд ждал, пока Ле Люп отлучится, — объяснила Пирожок.
Пломбир снова нацепила свою кепку, но волосы под нее уже не убирала.
— Глэд сказал, что мы без труда справимся с шайкой местных аборигенов. Но он не станет никого посылать в пасть Ле Люпу.
— Ну, теперь нам уже никто, кажется, не страшен, — заметила Пирожок, указав мне лечь им под ноги. — Выползем отсюда тихо, как жук по чайному листу.
— Так Ле Люп уехал?
— А то! — ответили обе одновременно.
Пломбир достала из-под сиденья пару туфель на высоком каблуке и нацепила на ноги. — Подходящая обувь для вождения, — заметила она. — Ну, ладно, поехали… — Пломбир щелкнула парой переключателей. — Норм дал нам машину из гаража и отладил ее так, что мы выползем тише мыши.
Пирожок одобрительно кивнула.
Я ожидал, что вспыхнут фары или раздастся привычное шипение сжатого воздуха из тормозов, но мы почему-то тронулись с места в полной тишине.
— Глэд дал денег на специальные амортизаторы и глушители, — шепотом сообщила Пломбир.
Я выглянул за ветровое и ахнул: на нас надвигались деревья.
— Опа! — Пломбир ударила по тормозам, так же бесшумно остановив машину в сантиметрах от частокола стволов.
Вытащив из футляра толстые окуляры, она протерла стекла:
— Очки ночного видения. Глэд одолжил у одного клиента, из Отдела по борьбе с наркотиками. Ого! — видно как днем. — И она снова стронула тягач с места.
Я схватился за сиденье, когда Пломбир стала выруливать за деревья и кусты ежевики. Невольно затаив дыхание, мы в полной тишине беззвучно выехали на узкую разбитую дорогу, выводящую к шоссе. Я повернулся к боковому стешу и увидел Стейси, который все так же сидел у телевизора и смотрел душещипательные мыльные оперы, не заметив грузовика, едущего в полной темноте, с выключенными фарами.
— Черт возьми! Сработало!
— Еще бы — ведь Глэд все рассчитал. Хочешь выпить? — спросила Пирожок.
— Само собой! — Я тут же обхлопал себя, но вместо фляжки удалось отыскать лишь енотовый пенис в заднем кармане. Отбросив его, я еще раз обыскал себя. Тут меня охватила паника: я понял, что, должно быть, выронил фляжку при падении. Была какая-то доля секунды, когда я чуть не заорал: «Назад!»
В этот момент Пирожок достала серебряный термос.
С огромным облегчением смотрел я, как она отвинчивает маленькую блестящую крышечку.
— А ты превратилась в такого…
— Парня, — закончила за нее Пломбир. — О! Прости, не хотела тебя обидеть. Я совсем не то хотела сказать.
Пирожок наполнила крышечку чем-то похожим на темный подогретый бурбон.
— Нормально, — ответил я. — Вернусь домой — и все встанет на свои места.
— Да уж, конечно, — с преувеличенной любезностью откликнулась Пломбир. — Смотри, смотри!
Я оторвался от напитка и посмотрел на медленно надвигающиеся сверкающие огни федеральной автомагистрали.
— Боже, как я хочу домой. — Я глотнул и чуть не поперхнулся. — Что это? — спросил я, вытирая рот.
— Сливовый чай. Домашний. — Удивление Пирожка сменилось легкой обидой: — Специально для тебя делала. Слива — великолепное средство при расстройствах желудка. А здесь, в стране рампа, тебя небось и не кормили как следует.
— Мне здесь так не хватало кухни Болли…
— Недавно снялся для журнала «Гурмэ». Теперь они заказывают места в «Голубятне». Но, само собой, для всех, кто работает на Глэда, двери «Голубятни» распахнуты в любое время, и заказы по рации, из кабин дальнобойщиков, принимаются в первую очередь, — рассказывала Пирожок.
— А у тебя больше ничего нет выпить?
— Вроде виски? От тебя им уже и так несет.
— Причем даже на расстоянии, — рассмеялась Пломбир. — Нет, мы такого не держим. Только сливовый чай и бисквиты.
— Хочешь бисквит? — Пирожок наклонилась к коробке под ногами.
Я отрицательно потряс головой. Я жаждал. Я алкал. Мне нужно было выпить, чтобы выдавить из себя слова, вертевшиеся на языке, слова, которые лезли из меня с тех пор, как я понял, что все это — не иллюзия.
Я прокашлялся, чтобы не хрипеть:
— А как же Сара? Как моя мама?
— Смотри, смотри! — привскочила Пломбир. — Мы сделали это! У нас получилось!
Фонари на шоссе расплывчато мигали над нами точно яркое небесное гало. Пломбир вновь подпрыгнула, и в этот раз ее пятидюймовый каблук угодил в педаль тормоза. Ее резко бросило вперед, на руль.
Сигнал был единственным, что не имело глушителя. Казалось, рев пробрал грузовик насквозь, словно вопль басового тромбона.
— Меня зажало! — завопила Пломбир, пытаясь перекричать гудок. — Я не могу достать руку!..
Пирожок вскочила и дергала руку Пломбир, которая застряла в баранке. Теперь вопили обе, пока их не отбросило назад, когда рука наконец освободилась.
Молчание, когда смолк сигнал, казалось просто оглушительным.
— Давайте-ка сматываться отсюда поскорее, — предложила Пломбир.
Услышав сирену воздушной тревоги, я ничуть не удивился и мигом дорисовал картину. И тут же понял, что давно ждал, когда же это случится. Даже рассердился на себя за то, что с самого начала мог поверить в такую авантюру.
Пирожок и Пломбир тут же в панике откликнулись воплем — сигнал сирены напоминал вой приближающейся мины на излете. Их самоуверенность как ветром сдуло, и началась истерика.
— Но мы от них оторвались! — самонадеянно кричала оглохшая от гудка Пломбир.
Грузовик с ревом пробирался по горному кряжу выбираясь на серпантин. Камни будто пули летели из-под колес.
— Догоняют! — сообщила Пломбир таким тоном, словно ее любимой команде забили гол.
— Не думала, что нас поймают так скоро, — скуксилась Пирожок, поправляя в зеркальце прическу.
— Может, просто остановимся, и я вылезу, — предложил я, сразу вспомнив об оставленной фляге, и похоже, теперь неспособный думать ни о чем другом.
— Черта с два! — Пломбир произнесла эти слова скорее мужским, чем женским голосом. — Я уже не в том возрасте, чтобы назначать такие свидания!
— Дай сюда рацию! — рявкнула Пирожок, чей голос тоже вдруг обрел мужские интонации, и мигом вырвала из бардачка микрофон с энергией, какой я никогда не ожидал встретить в ее хрупком обличье гейши.
Тут меня озарило, что их резкие смены эмоционального состояния напоминают инвертированную метаморфическую трансформацию. Будто две бабочки прячутся обратно в кокон и затем превращаются в гусениц. Изогнувшись, я разглядел в зеркале заднего обзора следующий за нами красный пикап. Из него высунулось помповое ружье и увесистая харя Стейси. Пасть у него была злобно распахнута, как у собаки, воющей на Луну.
— Они прямо перед нами, — сказал я, пытаясь сохранить самообладание.
Я снова посмотрел и заметил еще один пикап, идущий следом. И тут же вспомнил, как Стейси рассказывал, что Ле Люп выплачивает ему по тысяче долларов за каждого беглеца. Причем Стейси хвастался, что солидную часть этих премий он тратит на всякие примочки для своей машины, чтобы у беглецов не оставалось никаких шансов.