— Это ты о нем плохо думаешь, иначе не отпустила бы одного, — возразил Андрей. — Он что, по-твоему, урод, импотент, мямля закомплексованная?
— А вы — циник!
— Хорошо, я согласен. Но я тебе рассказываю, как будет, а ты мне о том, как должно быть.
— Да откуда вы можете знать, как будет?!
— Дослушай меня до конца и поймешь, откуда. Давай с тобой договоримся, Лю…
— Не называйте меня так! — зло перебила она. — Только он имеет на это право.
“Она все еще ничего не поняла, — подумал Андрей. — Настолько ослеплена своей любовью, что ни сомнения, ни догадки, ни элементарной попытки сопоставить факты”.
— Хорошо, — согласился он. — Я буду называть вас Людмилой Александровной, только не перебивайте меня больше. А верить или не верить — решите потом.
Из дальнейшего рассказа Андрей убрал все нюансы и мотивировки, оставил лишь голую фабулу. Но не утаил ничего, кроме того момента, когда он узнал, что Лю больше нет. Она не перебивала, слушала, как ему казалось, внимательно, но все больше мрачнела и в конце выглядела опустошенной и раздавленной всем этим рассказом. Но он заблуждался — “раздавить” Лю, как выяснилось, было не так просто.
— Так, говорите, за одну ночь вас отбросило на двадцать три года назад? — с издевкой повторила она фразу, которой он закончил. — И Советского Союза больше нет? И Андрюшка мой в Америку сдуру намылился?.. Что ж, бывает. Но если вы такой провидец, нельзя ли уточнить: а где сейчас этот балбес? Вот в эту самую минуту.
— Он перед тобой, — ответил Андрей после паузы.
— Это понятно, а где второй, настоящий?
— Думаю, нигде. Я ведь на самом деле хотел его найти, но, видимо, мы вместе в одном времени существовать не можем.
Он с ужасом сознавал, что Лю считает его сумасшедшим. Отсюда и эта язвительная ирония, и стена, которую она возвела между ними.
— А назад вас как-нибудь отправить нельзя? — с надеждой спросила она.
— Ты так говоришь, словно я это сделал нарочно.
Она все еще смотрела на него неприязненно и отчужденно: ни жалости, ни сострадания, ни желания понять.
— Кстати, вы так складно все рассказали: и про страну, и про карьеру, и про свою семью… Что же обо мне ни одного слова?
Андрей некоторое время колебался, потом все же решился.
— Мне не хотелось тебя огорчать, но жить без него ты не сможешь.
— Это единственное, во что я готова поверить, — усмехнулась Лю и поднялась со скамейки. — Все остальное — полная чушь и бред!.. Я не знаю, кто вы: телепат, гипнотизер, может быть, правда, его отец, но вы… Вы страшный человек!
— Перестань, Лю! — он взял ее за руки. — Прежнего Андрюшки уже никогда не будет. Но если ты его действительно любила, придется довольствоваться тем, что есть. Неужели ты все еще не веришь, что я — это я? Какие доказательства тебе нужны?
— Отпустите меня, — она пыталась вырвать свои руки. — Я сейчас закричу!
— Зачем же кричать? Ты скажи: Андрей, отпусти мои руки, — и я отпущу.
Она молчала и отводила взгляд.
— Хочешь, я расскажу тебе то, чего ни один телепат знать не может? Например, в каком месте у тебя родинка, которую я так любил целовать.
Лю обмякла в его руках и, казалось, вот-вот потеряет сознание. Он снова усадил ее на скамейку.
— Прости меня, любимая. Я не хотел причинять тебе боль. Но ты должна мне поверить, у нас просто выхода другого нет. И не сейчас я перед тобой виноват, а тогда, в своем прошлом. Меня и вернули, наверное, для того, чтобы я все это исправил, чтобы ты осталась жива, чтобы ты была счастлива, понимаешь?..
Лю не сказала больше ни слова. После того как она успокоилась и перестала плакать, Андрей отвез ее домой, а сам еще долго бродил по городу, повторяя про себя: ей нужно время, она поверит и все поймет. Собственно, она уже поверила, вот только смириться не может.
На набережной, недалеко от пристани прямо на парапете сидел парень с гитарой, вокруг собралась небольшая толпа. Андрей не помнил, чтобы в его юности были столь привычные ныне уличные музыканты, и парня этого не помнил, но песня была как раз из начала семидесятых:
“Проходит жизнь, проходит жизнь, как ветерок по полю ржи. Проходит явь, проходит сон, любовь проходит, проходит все. Пройдет любовь, мелькнет мечта, как белый парус вдалеке, — Лишь пустота, лишь пустота в твоем зажатом кулаке…”
Левой рукой парень брал аккорды, вместо правой у него была культяпка. И создавалось впечатление, что именно правой рукой он пытался некогда зажать эту самую пустоту, о которой пел, но не смог, — ему просто оторвало кисть.
Фотографии получились удачными. Жаль, правда, тогда еще не делали цветных. На те, где они были вдвоем с Лю, Андрей смотрел особенно пристально: разница в возрасте, конечно же, чувствовалась, но шокирующей она не была. “Ничего, все будет нормально, — успокаивал он себя. — Нужно лишь терпение и время”.