Симичу стыдно, что его друг не стесняется с ним так разговаривать.
Симич. Но ты там член.
Игнятович. Ну, да!
Симич. А разве ты не имеешь какого-то влияния? Авторитета?
Игнятович. Имею, не отрицаю. Но имею именно потому, что не пользуюсь им как попало. Если все остальные против, то и я против. Против течения я плыть не собираюсь.
Нервы подводят Симича.
Симич. Но послушай! Это же ты предложил мне подать заявление о приеме!
Игнятович. Я, не спорю…
Симич. Мне бы это и в голову не пришло!
Игнятович. Так что же ты теперь так горячишься?
Симич. Неужели ты не понимаешь?
Игнятович. Вот именно, не понимаю. Что ты так уперся?
Симич. Павле, но ведь и у меня есть честь.
Игнятович. Скажите, пожалуйста, честь! А при чем здесь честь? Не придавай этому такого значения, Милисав, прошу тебя! Я действительно предложил тебя, но обстоятельства не благоприятствовали… Забудь, брат, оставь все это, не напирай так!
Симич. Забыть? Так же, как ты забыл, чем мне обязан? Как я твоему сыну…
Симич замолкает, не хочет говорить в присутствии девочки.
Игнятович. Что ты моему сыну? Помог получить диплом? Ну, так и что? Много ему толку было от этого диплома. Даже пяти лет не продержался на службе.
Симич. Не стоит перед ребенком.
Игнятович. Вот и не надо.
Симич. Детка. Пойди-ка ты отсюда, поиграй.
Алегра. Это что же, вы меня гоните из моего дома?
Игнятович. Милисав, не серди ее.
Симич. Тогда ты ей скажи.
Игнятович. Я?
Алегра. Значит, вы мне сказали, чтобы я шла отсюда? Отсюда, из моего дома?
Игнятович. Нет, солнышко. Никто этого не имел в виду. Ведь правда?
Алегра. Под дождь?
Симич. Я действительно не это имел в виду.
Алегра. А что же вы имели в виду?
Симичу как-то странно, что он теперь должен оправдываться перед десятилетним ребенком, пусть даже ее фамилия сто раз Игнятович.
Симич. Послушай, девочка, нам с дедушкой нужно поговорить об очень важном деле. Таком, которое не для детских ушей.
Алегра. Значит, я не должна этого слышать.
Симич. Верно.
Алегра. Значит, есть такие вещи, о которых я, в моем доме, не должна слышать?
Симич. Да что же это такое, Павле?
Игнятович. Послушай, Милисав. Вот что я тебе скажу. Ребенок прав. В ее доме ты не можешь ей приказывать. И еще я тебе вот что скажу, раз уж ты так настаиваешь. Знаешь, почему они тебя не примут? Знаешь, почему? Потому, что ты был коммунистом, вот почему!
Алегра. Вы коммунист?!?
Алегра выкрикивает это так как какой-нибудь другой ребенок выкрикивал бы: «У вас вши?!?» или «Вы еврей»?!? или «Вы цыган!?!»
Симич. Я? Коммунист? Как… Но это же было еще в гимназии?!
Игнятович. Но, тем не менее, было!
Симич. Еще до второй мировой войны, понимаешь!
Алегра. Вы коммунист! КОММУНИСТ!!!
Алегра, в сущности, понятия не имеет, что значит слово, которое она выкрикивает. Но она знает, что если так продолжать, то Симичу грозит нервный срыв. Поэтому она и кричит.
Симич. Но и ты им был! Причем гораздо дольше!
Алегра не перестает выкрикивать свое, поэтому оба вынуждены ее перекрикивать.
Алегра. Коммунист, коммунист, коммунист, коммунист…
Игнятович. Это другое дело!
Симич. Но я вышел из партии!
Игнятович. А меня исключили! Чувствуешь разницу? Я был плохим коммунистом!
Алегра в конце концов перестает кричать. В тот же момент замолкает и Симич. Алегра забирается к Игнятовичу на колени. Обнимает дедушку и пакостно смотрит на Симича.
Алегра. Дедушка, скажи коммунисту, чтобы убирался из моего дома.
Игнятович. Ты вроде какого-нибудь диссидента, но этого совсем недостаточно.
Симич. Не достаточно?
Игнятович. Да, недостаточно.