Часть 2
— Ан-чан, ну помоги!
Хару восемь лет, она учится в третьем классе младшей школы Намимори. Мне тоже восемь и я пашу, как проклятая, уча эти дурацкие иероглифы, чтобы закончить-таки самую престижную старшую школу в Намимори — Мидори. Моя близняшка на меня равняется, хочет туда поступить, но такая привилегия есть только у тех, кто попал в двадцатку лучших учеников младшей школы. Именно поэтому сестра отвлекает меня от со-овсем ненужных дел, дабы я ей помогла разобраться со всем.
Хер тебе. Я занята.
— Ну, Ан-чан! Тут сложно!
У меня дёргается глаз. Девочка, ты совсем тупая или мне просто кажется?
— Банко!
Вздрагиваю. Чёрт возьми, она уж точно от меня не отстанет… Ка-ак же легко было отучи-ить её называть меня Банко. Насто-олько легко, что это заняло целый месяц.
— Дорогая моя, я тебя, конечно, люблю, и я со-овсем не занята, и могу помочь тебе со всем-всем!
— Правда?!
— Нет.
Сестра надулась, а я вернулась к иероглифам.
***
В этом мире была одна забавная вещь: соулмейты. В каком-либо возрасте на правом запястье появляется имя твоего соулмейта. В каком: зависит от желания человека найти этого самого соулмейта. Либо же при встрече. Либо просто так. Имя может быть оформлено любым почерком, цветом, размером, но, когда соулмейт умирает, то имя чернеет. Это та-ак оригинально и неожи-идано. Если же его ещё нет на свете, то имя белое, написанное печатными буквами. Например, на запястье отца чернеет имя моей матери.
Мне-то на этих дурацких соулмейтов пофиг, а Хару походила в школу, да и загорелась идеей найти его. Приходит она сегодня такая радостная домой, задирает рукав рубашки, да тыкает мне в нос немного кривую, но уверенную серебристо-зелёную, как расцветка Слизерина, надпись «Хаято».
Я попросила меня с ним познакомить.
— Мне интересно, хватит ли у него терпения быть с такой ми-илой и скро-омной тобой, сестрёнка.
Хару снова надулась. Обидчивая она какая-то.
***
Сестра закончила первый триместр, а я радостная заполучила аттестат. Сколько же я за него воевала, сколько бумажек мне пришлось подписать, со сколькими людьми я поговорила, и вот, наконец-то! Двадцатое июля! Муа-ха-ха-ха-ха! Я гений! Хотя нет, я просто попаданец.
В любом случае, можно начать писать рассказы (пока маленькие) и подумать, чем себя занять. Ох, мне будет та-ак скучно сидеть дома целыми днями! Так скучно, что я да-аже писать не смогу.
Хару смотрит на мой аттестат восхищённо… Дорогуша, а где же зависть? А ненависть? Или эта та особая связь близнецов, в которую я коне-ечно же верю, стебясь над сестрой?
В любом случае, надо заняться чем-то, кроме писательства. Рукоделием, например. Это во-овсе не для того, чтобы мои руки начали расти из пра-авильного места.
***
Почему я такой дрищ?
Симпатичный глист в скафандре. Не, ну что это за ручки-палочки и ножки-веточки? Я так на своего брата-анорексика из прошлой жизни похожа! Нет, что вы, анорекси-ия, это совсем не плохо! Нет никаких проблем с органи-измом, здоро-овьем и тому подо-обным…
Надуваю щёки. Сдуваю. Почему я похожа на бурундука? Это семейное? Мне же не передадутся гены хомячкоподобных родителей?
Если быть честной, то я оказалась довольно милой. Карие глаза разных оттенков, в зависимости от освещения; каштановые волосы. Я похожа на маму. А вот сестра пошла в папу. Те же серые глаза и чёрные волосы.
Снова оглядываю своё тельце оценивающим взглядом.
Надо будет заняться спортом.
***
После того, как я не смогла сделать приседания хотя бы пять раз, то поняла, что спорт — не моё. У меня не настолько сильная воля, чтобы накачать тело, не занимающееся спортом с рождения.