Выбрать главу

"Квалификацию" карманника чтил, а всех остальных, кто не входил в "гильдию щипачей", тихо презирал и называл "фулюганами". Знал настоящее звучание слова, но в искажении и заключалось высшее презрение:

— Фулюган! — был воспитанным вором, "аристократом" воровского мира и до каких-либо иных вульгарных оскорблений не докатывался.

Как стройбатовская жизнь повлияла на Васькину страсть к чужим карманам — такие вопросы задавать не решался, догадывался: "страсть — бессмертна"!

Как сейчас "щипачи" величают чужие кошельки и портмоне — не знаю, но у Васьки он назывался "лопатником".

Где и когда так хорошо был обучен шить обувь с названием "сОпоги" — не спросил. Он так и говорил с ударением на первую гласную: "сОпоги". Нет ошибки, на его "малой родине" все проживающие так поминали обувь.

Как забыть тягу к чужим карманам, если она врождённая? Или тягу к опустошению чужих карманов всё же приобретают?…

… и когда Васька приходил к точке с названием "остервенение от усталости", то на левой руке, ближе к ладони, там, где кончается "линия сердца" для хиромантов, делал надрез острым сапожным ножом, затем пропускал нитку меж чёрными от "чифира" зубами, закладывал её в рану и зажимал в кулак:

— На завтра "разнесёт"… Отдохну от "сОпогов"…

— Не боишься!? А если гангрена пойдёт!?

— Откуда у меня гангрена? Где ей взяться? — да, в самом деле, левая рука в районе ладони припухала, ранка слегка гноилась, но не дольше трёх-пяти дней… В итоге всё заживало, "как на собаке" и Васька, отдохнув от многочасовой и ежедневной стандартной позы сапожника брался за шитьё обуви следующему "командиру"…

— Ну, хорошо, три дня отдыха взял, а дальше как? Что, всяки раз резаться?

— Пацан! У меня "рецептов" много! На три года хватит! Завтра меня увезут в Вологду, в госпиталь.

— С чем!?

— Ложку доставать.

— Как "ложку доставать"!? Так её нужно вначале проглотить!

— Проглочу, в чём дело!

— Как!?

— Просто. "Учись, пока я жив": бери кусок фольги, стели её в ложку, клади внутрь хлеб, заворачивай — и глотай! Рентген обязательно покажет "предмет овальной формы".

— Не, я бы не смог проглотить такую "конструкцию".

— Припрёт — проглотишь! И большее, чем ложка, проглотишь! — Васька, Васька! Что толкало на раскрытие маленьких секретов уголовного мира? Мне, "мужику"?

Желание быть "верхушкой". "Держать верхушку" — быть "авторитетом".

Но "авторитет" — ты на "зоне" авторитет, а какая из тебя "верхушка" в тайге? Для кого ты "верх"? Кем "верховодить"? Лесорубами? Сучкорубами? Шоферами? Ничего не получится: у вас язык разный, интересы другие, да и у сучкоруба рука крепче. А в руке — топор… Твоих "понятий" у мужиков нет. Ты тихо, незаметно презирал рабочих и называл их, согласно законам воровского мира, "мужиками", но когда подневольно шил сОпоги офицерам батальона, то в кого сам превращался на тот момент? выше "мужиков" поднимался? Сознавал своё "падение"? И почему меня терпел, криво улыбался, когда такие соображения высказывал?

Васька, повторяю, был "классным" "щипачём", но примитивные "подламывания" каптёрки презирал. Не изменял квалификации. Воровской закон такой. Если я, квартирный вор, проникаю "внутрь помещения" через форточку, то никакого иного пути в помещение для меня не существует.

Васька знал, кто из воров "подламывал" "комнату хранения личных вещей военнослужащих" не потому, что видел, как происходит "очистка". Знал статьи "Уголовного Кодекса", по которым отбывали когда-то "срок" нынешние "сапёры". Назови ему статью УК — и он мог определить "квалификацию":

— Василий, скажи из своего "далека": после стройбата тебя тянуло в чужие карманы? Или ты ограничивался "онанизмом":

— "Кису" взять у "мужика" — плёвая работа, но стоит ли? — понимаю, "карманный профессионализм", как и всякий другой, не покидает нас до конца…

Василий! Всегда буду поминать тебя добром. Хотя бы за то, что имел две ипостаси: "сапожник от бога" и вор-карманник. Чего в тебе было больше — знал только ты и офицеры части, коим денно и нощно шил сОпоги. Да, ты, житель Среднего Урала, так и произносил:

— Сопоги.

Никто так тонко и грубо в одно время, как ты, не издевался над теми, кто давал невыполнимые, мелочные, ценою в грош, клятвы:

— Ссыкуха буду через батайский семафор!

— Почему поминается семафор в Батайске?

— Он на высоченной горе стоит. Попробуй клятву исполнить?

Глава последняя.

Не могу сказать, сколько киномехаников-"передвижников", через какое время и какими болезнями обзавелись, путешествуя от села к селу вверенного маршрута, но я на третьем месяце "просветительства" получил гастрит. Почему и отчего — не знаю, но если верить медицине, то причина одна: "неустроенность в питании и злоупотребление алкоголем". Вторая позиция не касалась, поэтому оставалась первая: "нерегулярное и плохое питание". Мне хватило одной, первой. Она и была главной.