— Рейнгольд Мартин, "немец"… — прости, "золотой солдат", и ты в ином мире, не буду напрасно тревожить… Хотя, почему "тревожить"? Если поминаю учителя немецкого языка добрыми мыслями, то, почему от добрых мыслей ему будет плохо?
— Геннадий Матвеевич, мудрейший "историк"! — и ты там… вижу, вижу, маятник волнуется и не хочет останавливаться при упоминании твоего имени! Ты при жизни был быстр и горяч — таким остался и там!
Титаны, на плечах ваших строю сегодня свои россказни! Не волнуйтесь, стойте смирно, как прежде! Дайте сказать вашему ученику то, чего от нас вы когда-то утаили!
Каноны христианской церкви, а "православной" — особенно, говорят, что попытки живых войти в общение с душами умерших строго судимы и опасны для "безумца"! С живыми — пожалуйста, общайся, сколько влезет, до определения "надоел!", но с мёртвыми — "грех": опасно для "контактёров". Иных пугал у церкви нет.
На сегодня грех общения с потусторонним миром не наказуем, "руки коротки" у церкви, но при скорости, кою набирает воскресшее православие, в будущем ослушники могут жестоко поплатиться. Наказание уготовано и ждёт ослушников, но когда оно придёт — "на то воля божья".
В грядущие времена "столпы церкви" обязательно исправят нынешние и прошлые недосмотры в деяниях медиумов, прекратятся вольности нынешних медиумов, коих с советских времён "экстрасенсами" кличут. За "греховную связь с потусторонним миром, пусть она будет явной и доказанной, устойчивой и неопасной, медиумов всё едино предадут анафеме:
— Нельзя — так нельзя! — но это в будущем, а всякое будущее "туманно".
Мы живём замученные извечным вопросом: "или пить, или работать, или веровать, или…" разнести "в пух и прах" объекты прежних верований и поклонов. Мы устаём от пустых верований, а отсюда — "шатания и разброды в вере". Когда шатаются одни — другие в это время делают состояния…
Завтра испущу дух, и всё для меня в видимом мире окончится. Сегодня, общаясь с духами, покинувших тела любимых людей, готовлю себя на встречу с ними. Когда такое произойдёт, то мы будем равны: там нет "возраста, авторитета и положения в обществе". Чувствую, что и сегодня великие души учителей просвещают меня, но не наоборот. Ангел маятником убеждает, что наше заблуждение "грех тревожить мёртвых" — выдумка, изобретённая умными хитрецами на потребу глупым простакам. Объяснений "почему нельзя тревожить мёртвых" хитрецы не дают. Но если и появляются объяснения, то они впечатляют только детей определённого возраста.
Но всё "дело времени". Объяснение запрету есть:
— Мёртвые могут утащить в свой мир тех, кто их тревожит! — разницу между "умершими естественной смертью и "утащенным" ещё никто не объяснил. Сам уйду, по собственному желанию и своими ногами, или кто-то "добрый" и здешний поможет в "перемещении"? Нет ни единого случая, чтобы кто-то из мёртвых явился в мир живых и сказал:
— За тобой явился, идём… — только живой всегда решает за кого-то: жить ему, или хватит? Мёртвые не причастны, нет у них ни сил, ни желаний лишать кого-то жизни: "куда торопиться, сами помрут…" — впредь особых изменений в способах перемещении туда не ожидается.
Нужно думать, что те, кто не тревожит мёртвых, до бесконечности будут топтать землю? Хитрецы знают, что живые тревожить мёртвых никак не могут, если и захотят предаться столь "греховному" занятию. В самом деле, как могут проявиться для мёртвых наши попытки их потревожить? Что им наши тревоги? И то, что мы делаем, может ли называться "тревогой"?
* * *
Всегда не мог терпеть людей, кои рассказывают то, что не спрашивают. "Упреждающими" их называл. За "грех нетерпимости и гордыни" в прошлом, сегодня сам наказан этой болезнью.
Прожитые годы хотелось бы сравнить с высокой стеной не выше и не длиннее "Великой Китайской". Ровняться на "великую китайскую" стену было бы явным и неприкрытым нахальством с моей стороны.
В отличие от Китайской стены, моя "стена жизни" изнутри плотно увешена "картинками" различного формата и содержания. Стена имеет и другое название: "стена благополучия" и ею мы отгораживаемся от "невзгод жизни". Её строительством начинаем заниматься с первого дня "трудовой деятельности" и до выхода "на социальную защиту".
"Стены благополучия" у всех разные, а у иных они полностью отсутствуют. Очень много сходства с домом без огороженного двора. На картинах, что расклеены внутри моей "стены благополучия" изображён я, "единственный и неповторимый". "Картины в галерее" разные, много среди них непонятных, необъяснимых ("абстрактных"), глупых, пустых и позорных, как и у всякого человека. Встречаются и красивые, и это такие "картины", в коих присутствуют, разумеется, красивые женщины. О женской красоте есть мнение, что с "возрастом она проходит", и только единицы из женщин остаются красивыми до конца дней своих. Тайна сохранения красоты по моим, и только моим соображениям, кроется в избыточном количестве "консерванта молодости": юморе. Женщина с большой порцией юмора не стареет до последнего своего дня.