— Здравствуй, Василь Василич! Здравствуй, Крайродной! Как без тебя, куда без тебя! Как могло быть такое, чтобы Урал обошёлся без тебя? Как это могло быть, чтобы отца власть высылала из родного города, а тебя — нет? Милые мои вражеские прислужник, коллаборационисты проклятые, скажите, какая "планида" вас щадит!? Работать на немцев и уцелеть, когда немецких прислужников на оккупированной территории истребляли, удрать с ними безболезненно в Рейх, пробыть там малый срок и вернуться целыми — настоящая фантастика! Вернуться в "край родной" не потеряв головы и не получив ни единой царапины на теле, а о душевных царапинах в те годы ничего не знали, пройти повторное "очищение" и отделаться всего только высылкой на Урал — вторая часть всё той же фантастики! Дать "разъяснения о причинах везения" не смог бы ни один начальник районного отдела Министерства Государственной Безопасности!
А я — берусь: пожалуй, те немцы, что пугали отца его портретным сходством с "вождём советского народа", были правы: они могли "стрелять" в отца, но позволил бы себе такое рядовой следователь МГБ!? Что вызывал "сталинский" профиль отца у "родных" дознавателей? Не страх: "ба, вылитый "вождь"! Вождя ли допрошу!?
Я радовался предстоящему путешествию. Чего взять с потомка немецкого прислужника! Всё и в раз забыл, сукин сын! Забыл закуток между печью и стеной кельи в краю родном, где ночами, при коптилке, читал книги до слепоты; забыл монастырь, где вырос; куда-то отодвинул шикарную липовую монастырскую аллею. Отошла в сторону и девочка, которой пересказывал в лицах год тому назад "Сказки дядюшки Римуса". Забыл вмиг родину, сволочь!
Что было впереди? Дорога! Новая дорога, дорога на Восток! Меня везли туда, куда совсем недавно стремились полчища отцовых работодателей. Снова мы в полном составе ехали в пульмановском вагоне в места недавнего устремления наших врагов. Радовался предстоящему путешествию. Чего с меня взять! На Павлика Морозова я тогда явно не тянул!
Для разжигания "великого костра любви" к родному отечеству в сердцах мальчиков и девочек не позже восьмилетнего возраста, их необходимо возить по просторам отечества, и не в классных вагонах с туалетом, а в теплушках. Большой пульмановский вагон летом — уже роскошь. Только тогда, и ни в каком ином возрасте, в их сердцах навеки поселяется восторг от увиденных красот отечества. Попутная просьба к тем, кто будет перевозить в вагонах детей:
— Не показывайте им такие места, где им никогда не придётся жить. Например, не нужно им видеть Тирольские Альпы в Австрии, это лишнее.
Провезите меня по железнодорожному мосту через Миссисипи или Дунай — такой переезд восторга не вызовет потому, что в юности далёкой я уже проезжал Волгу. Когда товарняк с переселенцами въехал на первый пролёт моста, то кто-то в вагоне сказал:
— Волга… — и тут же ужасный, мой отвратительный, контуженный отечественной бомбой мозг, суёт не к месту чужие слова на родную мелодию:
"Volga, Volga, Muter Volga
Volga русишен река!
Не видала ты подарков
От донского… мудака!" — последнее слово я пропел вслух без малейшего представления о том, что оно значит! Вот так всегда: сначала говорил слова, и только спустя время понимал их значение. Как сделать наоборот?
Поезд тащился через мост очень долго, и казалось, что мосту не будет конца. Страха в этот раз не было: война-то кончилась! Вспомнил родной мост, что недалеко от монастыря, и тот вечер, когда отец, вражеский пособник с семейством убегал от справедливого возмездия. Родной и любимый мост, по которому четыре года назад всё наше семейство убегало от справедливого наказания, был намного короче… но любимее, чем этот, длинный и бесконечный.
На пешеходных настилах моста прогуливались часовые, но от кого они охраняли "важный стратегический объект" спустя два года после внушительной победы — такое знать было мне не дано. Да и не только моим одиннадцати годам не дано было такое знать, на вопрос о необходимости охранять мост в центре России не смог бы ответить и куда более сообразительный человек, чем я. Мал ещё! Но всё же интересно: почему его нужно было охранять? Всех врагов перебили-ликвидировали, откуда им взяться в самом центре победившей страны?! Ночами — тихо, давно никто и никого не бомбит, не слышно ни единого выстрела, а тут — часовой! Или я ничего не понимал? вдруг один-единственный злоумышленник из числа прошлых врагов всё же остался и готов покуситься на чудо мостостроения под номером "два"!? На первом месте для меня оставался родной мост, что сохранил жизнь всему нашему семейству в "августе памятного сорок третьего" Понимать надо, дорогой товарищ!