— Вам нравятся лебеди?
— Да, разумеется. — Лёня не понимал смысла вопросов.
— Вы знаете, милый юноша, что двадцать пять процентов лебедей гомосексуальны и всю жизнь живут в однополых моногамных союзах?
Лёня ошарашенно посмотрел на обмотанного мужчину. Молча обошёл по широкой дуге. Взглянул на часы — истекло полтора часа. А люди всё прибывали, пробки от шампанского всё хлопали. Подносы с миниатюрными закусками выставлялись на столы в центре зала. Со стен на людей смотрели дикие лебеди и саройды. Лёня вспомнил, о чём думал, поднимаясь на перевал. История лопки и саройда не могла закончиться хэппи-эндом. Существам из разных миров не суждено быть вместе. Лёне и Кириллу — тоже. Мир одного — яркий калейдоскоп событий. Мир другого — тихое течение провинциальности. И не в том дело, что одно плохо, а другое хорошо, а в том, что совместить эти миры невозможно. Лёня почувствовал себя лишним среди нарядной публики. Его мир — тот, который на фотографиях. Пора домой. Он кивнул на прощание администраторше и вышел на свежий воздух, облегчённо вздыхая и прикидывая, как быстрее добраться до Шереметьево.
***
Несмотря на отпуск, Лёня отработал несколько тяжёлых смен, не желая подводить самых верных клиентов. Так выматывался, что спал без сновидений. Сводил Леночку в «Белого кролика». Суета везде, гирлянды и джингл беллс. Леночка пустила слезу, когда услышала рассказ про Москву: «Как же ты будешь жить без любви?». Как-то будет. А двадцать девятого Лёня уехал к отцу, убедившись, что мать планирует встречать новый год в весёлой дружеской компании.
Попросил отца закинуть его в домик на озере. Иван в душу не лез — у лопов не принято задавать лишние вопросы. Загрузил в сани дрова, продукты и другие необходимые для таёжного быта вещи, прицепил к снегоходу и отвёз сына на Запретное озеро. Лёня, как только увидел домик, засыпанный снегом выше окон, сразу почувствовал, что его попустило. Саройд с раскинутыми руками словно приглашал в объятия. И не нужна была лодка, чтобы сходить к нему в гости — ледяная гладь озера расстилалась под ногами. Лёня заулыбался, радуясь снегу и солнцу.
Иван остался на ночь. Помог обустроиться, сделать прорубь и воды натаскать. Показал, как печь топить и тепло поддерживать. Лёне приятно было провести с отцом целые сутки. Они мало разговаривали, больше хозяйничали. Вечером в бане попарились, а тридцатого Иван укатил, поздравив с наступающим и пообещав проведать второго января.
Лёня один остался. Днём к саройду на лыжах сходил. Расчистил кострище, огонь зажёг. Посидел на бревне, да и выложил саройду всю историю — от первого взгляда до последней невстречи. Закончил пафосно: «Не беда, что не получилось взаимно. Зато я теперь знаю, каково это». Что «это» — не уточнил, был уверен, что саройд поймёт. В последний день года Лёня пил чай с батончиками и читал «Золотого телёнка», когда услышал приближающийся рёв мотора. Снегоход выкатился из-за скалистого мыса и подъехал прямо к крыльцу. Лёня решил, что отец зачем-то вернулся раньше срока, но потом увидел, что это не отцовский Буран. Да и мужчина за рулём намного крупнее. Лёня вышел на крыльцо, поставил ладонь козырьком от солнца и пошатнулся, когда понял, кто приехал. Чёрная балаклава оставляла открытыми только глаза, но Лёня не по ним узнал гостя, а по своему зачастившему пульсу.
Кирилл прошёл в дом и протянул к Лёне руки в перчатках. У застывшего около двери Лёни промелькнула мысль, что Кирилл хочет обняться, но тот сказал:
— Сними, пожалуйста, перчатки. Я рук не чувствую, не могу кнопки расстегнуть.
Лёня вышел из ступора, кинулся расстёгивать кнопки. Осторожно снял задубевшие перчатки и увидел белые руки. Прикоснулся — ледяные.
— Где ты умудрился руки поморозить?
— Я из Красного Ущелья сюда ехал.
— Тут напрямую по болоту всего полчаса езды!
— Вот и деревенские так сказали, а я почти три часа ехал…
Лёня прижал холодные пальцы к своему полосатому свитеру.
— Ты заблудился, наверное.
— Наоборот, Лёня, я нашёлся, — голубые глаза улыбались.
Лёня стащил балаклаву и принялся раздевать Кирилла. Снял пуховик, потом присел и расшнуровал ботинки. Расстегнул и стащил толстые пуховые штаны. Кирилл остался в одном термобелье. Стоял у стола, разведя онемевшие руки в стороны, а за окном в похожей позе распластался по скале саройд. Лёня растерялся. Поцеловать? Строго спросить, зачем приехал? Продолжить пить чай с «Телёнком»? Не устоял: провел ладонями по груди Кирилла. Пальцы нашарили что-то маленькое и твёрдое в кармане. Лёня вытащил «Гусиную лапку»:
— Это я тебе давал?
— Да, последняя.
— А остальные где?
— Остальные съел. По одной. Когда совсем хреново было.
Лёня подумал и спросил:
— Почему тебе хреново было?
Кирилл молчал-молчал, а потом присел на краешек стола и начал рассказывать:
— Я когда в зал вышел, спрашиваю Катю, где тот молодой человек Леонид Брызгун, который меня ждал? А она говорит, он фотографии посмотрел и ушёл. Я думаю, ну ладно, значит, не нужен я ему. Я такой замотанный был, даже на имя внимания не обратил. Ты же — Лёня. Лё-ня. Какой ещё Леонид? А фамилии твоей я вообще не знал. Как я мог догадаться, что ты Брызгун? Извини. Через несколько дней народу поменьше стало, мы с Катей стоим смотрим на Леночку, очень ей эта фотография нравится, а она говорит, как сильно тот молодой человек похож на Леночку. Я спрашиваю, какой человек? А она говорит, тот, который издалека приезжал. Он ещё в толстом пуховике был, такой забавный, в городе плюс десять. Леонид Брызгун. Я кидаюсь звонить в твою парикмахерскую, спрашиваю, как фамилия вашего Лёни и могу я с ним поговорить? А мне отвечают, Брызгун его фамилия, а поговорить нельзя, он нас бросил и умотал на какую-то охотничью заимку с волками новый год встречать.
Кирилл перевёл дух и продолжил:
— Ну, я взял билет на самолёт и позвонил Степанычу, чтобы он договорился в Красном Ущелье об аренде снегохода. И приехал, — Кирилл неловко подцепил большим пальцем резинку на затылке Лёни, распуская чёрные волосы, — Я же лучше волков, правда?
Но Лёню не так легко сбить с мысли:
— Нет, а почему тебе хреново-то было?
Кирилл вздохнул:
— Ты же заколдовал меня.
— Что за ерунда?
— Ерунда? Ты мне мерещился везде! И снился — крайне пошлые сны, можешь мне поверить. Я ещё осенью местных спрашивал, они говорят, обычное дело, охотник твою душу забрал. Саройд называется. Будешь без души теперь жить. На антидепрессантах. Шутники! Я не выдержал, поехал в твой салон. Боялся накинуться на тебя, как голодное животное. А ты такой: белки-волки приходили? Что у тебя за ботинки? Зачем лебедей из Красной книги трогаешь? Я решил, ты издеваешься надо мной. Потом уже в Москве пообщался с действительно знающими людьми — они все верят в лопское колдовство. Очень сильное, говорят, и нет противоядия от него. И в саройдов верят…
— И ты решил, что я саройд?
— Да. Волосатый. Глаза сверкают. Моё тело не тронул, а душу забрал. Всё сходится, Лёня.
Интересная версия. Но сейчас у Лёни не было времени её тщательно обдумать. Вычленил важное:
— Говоришь, тело твоё не тронул?
В облегающем термобелье у Кирилла нет шансов хоть что-то утаить от Лёни. Обмороженные пальцы согрелись, но теперь начали гореть и распухать. Впрочем, Кирилл весь горел и распухал:
— Не так, как мог бы…
Лёня немедленно воспользовался признанием. Опрокинул Кирилла на стол, прямо на рассыпанные батончики.
— Я приезжал в Москву сказать, что люблю тебя.
— Ты можешь сейчас это сказать.
— Я лучше сделаю. Любить — это глагол, ты знаешь…
Конец