Он медленно пересек комнату. В полутемной прихожей перед ним мельтешил Саймон, который размахивал руками, глядя, как он медленно поднимается по лестнице. Он вошел в свою комнату – в комнату, которая принадлежала ему и Джону, – прислонился к стене и постоял немного до тех пор, пока снова смог делать неглубокие вдохи. Потом направился к стенному шкафу, открыл его и, осторожно опустившись на колени и держась рукою за бок, открыл стоявший там сундук.
В сундуке лежало всего несколько вещей: какая-то старая одежда, маленькая книжечка в кожаном переплете, патрон дробовика, к которому была прикручена проволокой высохшая медвежья лапа. Это был первый медведь Джонни и патрон, которым он застрелил его в долине реки около фермы Маккалема, когда ему было двенадцать лет. Книга была Новый Завет; на форзаце стояла выцветшая коричневая надпись: «Моему сыну Джону в день его семилетия 16 марта 1900 года от мамы». У него имелась точно такая же; в тот год дедушка распорядился остановить утренний товарный поезд, чтобы отвезти их в город, где они должны были ходить в школу. Одежда представляла собой парусиновую охотничью куртку, она была запятнана и забрызгана тем, что когда-то было кровью, изодрана колючками и все еще пропитана слабым запахом селитры.
Не поднимаясь с колен, он по очереди вынул из сундука все эти предметы и сложил на полу. Потом снова взял куртку, чуть-чуть г отдающую кислым запахом плесени, и на него повеяло жизнью и теплом. «Джонни, – прошептал он, – Джонни». Вдруг он поднес куртку к липу, но тут же остановился и, держа ее в поднятой руке, быстро глянул через плечо. Мгновенно успокоившись, он повернул голову, упрямо и вызывающе поднял куртку и, прижавшись к ней лицом, еще некоторое время стоял на коленях.
Потом он встал, взял книгу, охотничий трофей и куртку, подошел к комоду, снял с него фотографию Джона в клубной столовой Принстонского университета, сунул ее под мышку вместе с остальными вещами, спустился с лестницы и вышел через черный ход. Когда он выходил, Саймон как раз проезжал по двору в коляске, а Элнора низким мягким голосом монотонно выводила одну из своих бесконечных мелодий.
За коптильней притулился черный котел и стояли деревянные лохани, в которых Элнора в хорошую погоду стирала. Сегодня у нее как раз была стирка, с веревок свисало мокрое белье, а под котлом в мягкой золе еще клубился дымок. Он перевернул ногой котел, откатил его в сторону, принес из дровяного сарая охапку смолистых сосновых поленьев и бросил их на золу. Скоро занялось пламя, бледное в солнечном свете, и, когда поленья разгорелись, он бросил в огонь куртку, Евангелие, трофей и фотографию и, тыкая в них палкой, переворачивал до тех пор, пока они не сгорели. Из кухни слышалось монотонное пение Элноры. Ее низкий мягкий голос печально и скорбно разносился по солнечным далям. Только бы не забыть, что нельзя глубоко дышать.
Саймон мчался в город, но его уже опередили. Негры рассказали одному лавочнику, что нашли Баярда на дороге, новость достигла банка, и старый Баярд послал за доктором Пибоди. Но доктор Пибоди уехал ловить рыбу, и поэтому он позвал доктора Олфорда, и когда они ехали в автомобиле доктора Олфорда, на окраине города им встретился Саймон. Саймон повернул назад и поехал за ними следом, но когда он добрался до дому, Баярду уже дали наркоз и временно лишили его способности натворить еще каких-нибудь бед, а когда через час ничего не подозревающие мисс Дженни и Нарцисса въехали в аллею, он уже был перевязан и снова пришел в сознание. Они ничего не слышали о случившемся. Мисс Дженни не узнала автомобиля доктора Олфорда, но при виде чужой машины, стоявшей у дома, сразу же сказала:
– Этот идиот в конце концов разбился, – и, выйдя из автомобиля Нарциссы, прошествовала в дом и поднялась по лестнице наверх.
Баярд, бледный, тихий и немного смущенный, лежал в постели. Старый Баярд и доктор как раз уходили, и мисс Дженни дождалась, чтоб они вышли из комнаты. После этого она принялась в ярости кричать и браниться и гладить его но голове, а Саймон, кривляясь и подпрыгивая в углу за кроватью, твердил:
– Правильно, мисс Дженни, правильно! Я ему все время говорил!
Затем она оставила его и спустилась на веранду, где стоял доктор Олфорд, совершая по всей форме церемонию отбытия. Старый Баярд ждал его в автомобиле, и при появлении мисс Дженни доктор снова принял свой обычный чопорный вид, завершил церемонию и вместе со старым Баярдом уехал.
Мисс Дженни оглядела веранду, заглянула в прихожую.
– А где же… – сказала она и громко позвала: – Нарцисса!
Откуда-то послышался ответ.
– Где вы? – спросила мисс Дженни.
Ответ послышался снова, и мисс Дженни вошла обратно в дом и в полумраке увидела белое платье Нарциссы, сидящей на табурете у рояля.
– Он пришел в себя, -сказала мисс Дженни, – можете к нему зайти.
Нарцисса встала и повернулась лицом к свету.
– Что это с вами? – вскрикнула мисс Дженни. – У вас вид во сто раз хуже, чем у него. Вы бледны как полотно.
– Ничего, – отвечала девушка. – Я…
Она с минуту смотрела на мисс Дженни, прижав руки к бедрам.
– Мне пора ехать. Уже поздно, и Хорес… – пролепетала она, выходя в прихожую.
– Вы что, не можете подняться и поговорить с ним? – с удивлением спросила мисс Дженни. – Крови там нет, если вы этого боитесь.
– Да не в этом дело, – отвечала Нарцисса. – Я не боюсь.
Мисс Дженни подошла и окинула ее проницательным, любопытным взором.
– Ну что ж, – мягко сказала она, – как хотите. Я просто подумала, что, раз уж вы здесь, вам захочется самой убедиться, что он цел и невредим. Но раз вам не хочется, то и не надо.
– Нет, нет, мне очень хочется. Я зайду.
Пройдя мимо мисс Дженни, она направилась к лестнице, остановилась, дождалась мисс Дженни и, отвернувшись от нее, быстро пошла наверх.
– Да что это с вами? – спрашивала мисс Дженни, стараясь заглянуть ей в лицо. – Что с вами случилось? Уж не влюбились ли вы в него?
– Влюбилась? В него? В Баярда?
Нарцисса остановилась, потом опять побежала наверх, крепко держась рукой за перила. Она тихонько засмеялась и приложила другую руку к губам. Мисс Дженни, проницательная, любопытная и холодная, не отставала от нее ни на шаг. Нарцисса быстро бежала по лестнице. На площадке верхнего этажа она остановилась и, все еще отворачивая лицо от мисс Дженни, пропустила ее вперед, потом подошла к двери и прислонилась к косяку, стараясь подавить смех и дрожь. После этого она направилась в комнату, где за ней наблюдала, стоя у кровати, мисс Дженни.
В комнате еще стоял тошнотворный сладковатый запах эфира, и она, как слепая, подошла к кровати и остановилась, спрятав за спиной сжатые в кулаки руки. Лицо Баярда, спокойное и бледное, напоминало гипсовую маску, омытую легкой волной отработанного неистовства; он смотрел на нее, и она некоторое время не отрывала от него взгляда, а потом мисс Дженни, и комната, и все вокруг поплыло и закружилось у нее перед глазами.
– Ах вы, дикий зверь! – прошептала она. – Почему вам непременно нужно проделывать свои фокусы у меня на глазах?
– Я не знал, что вы там были, – тихо, с изумлением отвечал Баярд.
По просьбе мисс Дженни она несколько раз в неделю приезжала, сидела у его постели и читала ему вслух. Он совершенно не интересовался книгами и по собственному желанию едва ли когда-нибудь прочел хоть одну, но теперь спокойно лежал в гипсе, слушая, как ее глубокое контральто звучит в тишине комнаты. Иногда он делал попытки с ней заговорить, но она игнорировала их и читала дальше, а если он настаивал, поднималась и уходила. Скоро он научился лежать с закрытыми глазами и в одиночестве бродить по бесплодным пустыням своего отчаяния, между тем как голос ее все звучал и звучал, покрывая доносившиеся издали звуки – воркотню мисс Дженни по адресу Айсома или Саймона в комнатах или в саду, щебетанье птиц на дереве за окном, бесконечные стоны водяного насоса под сараем. Иногда она умолкала, взглядывала на пего и убеждалась, что он мирно спит.