– Надо держаться подальше от ручья, – заметил Кэспи. – Если они наткнутся на енота, их до утра домой не загонишь.
Он снова двинулся к опушке, и все четверо выбрались из леса, пересекли заросший бородачевником луг, где пахло солнцем и пылью, от которой свет фонаря нимбом расплывался по краям.
– Давай, пес!
Они опять вошли в лес. Нарцисса начала уставать, но Баярд шел впереди, с великолепным пренебрежением отметая такую возможность, и она, не жалуясь, следовала за ним. Наконец откуда-то издалека до них донесся дребезжащий крик. Кэспи остановился.
– Посмотрим, куда он идет.
Стоя в темноте, в печальной сырой прохладе поздней осени, среди умирающих деревьев, они прислушались.
– Эгей! – густым басом крикнул Кэспи. – Держи его!
Собака отозвалась, и они снова медленно двинулись вперед, временами останавливаясь и прислушиваясь. Собака продолжала лаять; теперь до них доносилось уже два голоса, которые, казалось, по кругу обходили их путь.
– Эгей! – снова крикнул Кэспи, и голос его замирающим эхом отозвался в деревьях.
Они шли вперед. Собаки снова подали голос, где-то сбоку от того места, откуда донесся первый крик.
– Он заводит их туда, откуда пришел, – сказал Кэспи. – Давайте подождем, пока они толком след возьмут.
Он опустил на землю фонарь и сел на корточки рядом, Айсом свалил с себя мешок и тоже присел на корточки, а Баярд уселся, прислонившись к дереву, и потянул за собой Нарциссу. Собаки снова залаяли, теперь немного ближе. Кэспи всматривался в темноту, откуда доносился лай.
– Не иначе как они нашли енота, – сказал Айсом.
– Может, и так. Горного.
– Он идет сюда, вон к тому остролисту?
– Похоже на то.
Они сидели не шевелясь и слушали.
– Будет дело, – сказал Кэспи. – Эгей!
В воздухе теперь повеяло прохладой – согретая солнцем земля начала остывать, и Нарцисса подвинулась ближе к Баярду. Он вынул из кармана пачку папирос, протянул одну Кэспи и закурил сам. Айсом сидел на корточках, вращая глазами в свете фонаря.
– Дайте мне тоже, пожалуйста, сэр, – сказал он.
– Нечего тебе курить, парень, – заметил Кэспи.
Но Баярд дал Айсому папиросу, и он снова уселся на корточки, поджав тощие ноги, бережно держа в черной руке белую трубочку. Позади в кустах началась возня, послышалось испуганное подвывание, и в освещенном пространстве появился щенок; повизгивая, он робко терся об ногу Кэспи, и в глазах его блестели фосфорические огоньки.
– Ну, чего тебе? – сказал Кэспи, гладя его по голове. – Напугался там, что ли?
Щенок неуклюже присел и, повизгивая, зарылся носом в ладонь Кэспи.
– Не иначе как он там медведя нашел, – сказал Кэспи. – Чего ж остальные псы не помогли тебе его словить?
– Бедняжечка, – сказала Нарцисса. – Он правда испугался, Кэспи? Иди ко мне, песик.
– Просто они ушли и бросили его одного, – отвечал Кэспи.
Щенок робко терся об его колени, потом подпрыгнул и лизнул ему лицо.
– Пшел вон! – крикнул Кэспи и отшвырнул щенка. Тот неловко плюхнулся в сухие листья, вскочил на ноги, и тут собаки опять резко залаяли, лай их звонко и отчетливо прозвенел в темноте, щенок повернулся и, тявкая, понесся к ним. Собаки залаяли снова. Айсом и Кэепи прислушались.
– Да, сэр, – заметил Кэспи, – он точно к тому дереву идет.
– Ты, наверно, знаешь эти места как свой двор, правда, Кэспи? – сказала Нарцисса.
– Да, мэм, знаю, как не знать. Я ведь с малых лет тут раз сто все кругом обошел. И мистер Баярд, он тоже все тут знает. Он тут все время охотился, почитай столько, сколько и я. Он и мистер Джонни – оба вместе. Мисс Дженни послала мепя с ними, когда им первый раз ружье дали, и я еще ту одностволку веревочкой перевязывал. Помните ту одностволку, мистер Баярд? Здорово она стреляла. А сколько мы в этих лесах черных белок перебили! Да и кроликов тоже.
Баярд сидел прислонившись к стволу. Он смотрел на верхушки деревьев, на далекое блеклое небо, и папироса медленно догорала у него в руке. Нарцисса взглянула на его мрачный профиль, четко обрисованный в свете фонаря, и теснее прижалась к нему. Но он не шелохнулся, и тогда она положила руку в его ладонь. Но рука его тоже осталась недвижимой и холодной, и он опять ушел от нее в пустынные высоты своего отчаяния. А Кэспи густым и низким голосом уже снова неторопливо произносил какие-то лишенные согласных слова, и в его речи сквозила мягкая печаль.
– Да, мистер Джонни здорово стрелял. Помните, в тот раз, когда мы с вами и с ним…
Баярд встал, бросил папиросу и старательно затоптал ее ногой.
– Пошли, – сказал он. – Видно, им его не загнать.
Он помог Нарциссе подняться, повернулся и пошел вперед. Кэспи тоже встал, отвязал коровий рог и приложил его к губам. Чистый тоскливый звук, нарастая, долго звучал у них в ушах, потом отозвался гулким эхом и замер, бесследно растаяв в немой темноте.
Была уже полночь, когда они, оставив Кэспи и Айсома у дверей их хижины, пошли по тропинке к дому. Вскоре из тьмы возник сарай и между стройными, почти оголенными деревьями на фоне подернутого дымкой неба появился дом. Баярд открыл калитку, Нарцисса прошла в сад, он последовал за ней, закрыл калитку, повернулся, увидел, что она стоит рядом, и тоже остановился.
– Баярд, – прошептала она, наклоняясь к нему, и тогда он обнял ее и стоял, глядя поверх ее головы в небо. Она взяла его лицо обеими руками, притянула к себе, но губы его были холодны, и, ощутив на них горький вкус обреченности и рока, она на минуту прижалась к нему, уронив голову ему на грудь.
После этого она ни за что не соглашалась ходить с ним на охоту. Он стал ходить один и, возвращаясь уже перед рассветом, бесшумно раздевался и осторожно проскальзывал в постель. Когда он затихал, Нарцисса прижималась к нему теплым сонным телом и тихонько произносила его имя. Так они лежали, обнявшись в темноте, ненадолго укрытые от его отчаяния и отгородившиеся от его неизбежной судьбы.
2
– Итак, – с живостью заметила мисс Дженни за супом, – ваша жена вас покинула, и теперь вы наконец нашли время навестить родственников.
Хорес улыбнулся.
– По правде говоря, я приехал к вам чего-нибудь поесть. Сомневаюсь, чтобы даже одна женщина из десяти обладала способностью вести хозяйство, а что до меня, то я наверняка не домосед.
– Вы хотите сказать, что даже у одного мужчины из десяти не хватит ума жениться на хорошей кухарке, – поправила его мисс Дженни.
– Может быть, у них как раз ровно столько ума и уважения к другим, чтобы не портить хороших кухарок, – предположил он.
– Да, – согласился молодой Баярд, – даже кухарка бросает работу, когда выходит замуж.
– Что правда, то правда, – подтвердил Саймон. Облаченный в накрахмаленную рубашку без воротника и в воскресные брюки (был день Благодарения[69]), он стоял, картинно прислонись к буфету, и в добавление к своим обычным запахам издавал еще еле уловимый запах виски. – Когда мы с Ефронией поженились, то мне за первые два месяца пришлось четырежды искать ей место.
– Саймон, наверное, женился на чужой кухарке, – заметил доктор Пибоди.
– По-моему, лучше жениться на чужой кухарке, чем на чужой жене, – отрезала мисс Дженни.
– Перестаньте, мисс Дженни, – укоризненно заметила Нарцисса.
– Прошу прощения, – тотчас отозвалась мисс Дженни. – Я это не по вашему адресу сказала, Хорес, мне просто так в голову пришло. Я говорила с вами, Люш Пибоди. Вы думаете, что если вы шестьдесят лет подряд обедаете за нашим столом в день Благодарения и на рождество, то вам можно приезжать в мой дом, чтоб надо мной же издеваться?
– Перестаньте, мисс Дженни! – повторила Нарцисса.
Хорес положил ложку, и Нарцисса взяла под столом его руку.
– О чем вы там толкуете? – Старый Баярд, у которого за вырез жилета была заткнута салфетка, опустил ложку и поднес к уху ладонь.
69