Сейчас мисс Дженни через всю комнату объявила хозяйке:
– Я еду домой, Белл. По-моему, мы все устали от вашей вечеринки. Я во всяком случае.
Хозяйка, пухлая молодая особа, была исступленно погружена в себя, однако, когда мисс Дженни вторглась в ее дремлющее сознание неизбежностью отъезда, на ее искусно накрашенную физиономию мгновенно вернулось обычно свойственное ей выражение смутной напряженной неудовлетворенности, и она разразилась заученными протестами, в которых, однако, сквозила капризная искренность благовоспитанной девочки.
Но мисс Дженни была непреклонна. Она поднялась и топкой морщинистой рукою смахнула невидимые крошки со своего черного шелкового платья.
– Если я задержусь хоть на минуту, я опоздаю к тому времени, когда Баярд пьет пунш, – со своей обычной прямотою пояснила она. – Пойдемте, Нарцисса, я отвезу вас домой.
– Спасибо, мисс Дженни, у меня автомобиль, – низким контральто ответила молодая девушка, к которой она обращалась, и тоже встала, и вслед за ней все остальные гостьи, заглушая шумом сборов и шелестом юбок капризные протесты хозяйки, пестрой визгливой толпою медленно вышли в прихожую и остановились перед зеркалами. Мисс Дженни неуклонно продвигалась к дверям.
– Пошли, пошли, – твердила она. – Гарри вовсе не захочет слушать это кудахтанье, когда придет с работы.
В таком случае он может сидеть в гараже в своем автомобиле, – отрезала хозяйка, – Пожалуйста, не уезжайте, мисс Дженни. Не знаю, когда мы теперь с вами увидимся.
Но мисс Дженни с холодной любезностью сказала только: «До свиданья». Стройная старая женщина с изящным вариантом сарторосовского носа, с прямой гренадерской спиной, уступавшей в стройности одной-единственной спине в городе, а именно спине ее племянника Баярда, она стояла на ступеньках, где к ней присоединилась Нарцисса Бенбоу, принесшая с собой, словно тонкий аромат, дыхание невозмутимого и безмятежного покоя, в котором она постоянно пребывала.
– А ведь Белл это серьезно говорит, – заметила мисс Дженни.
– Что именно?
– Насчет Гарри... Послушайте, куда девался мой проклятый черномазый?
Когда мисс Дженни с Нарциссой спускались по ступенькам, от автомобилей, расставленных вдоль тротуара, до них донесся глухой гул заводимых моторов, и по коротенькой, обсаженной цветами дорожке они вышли на улицу.
– Ты не видал, куда пошел мой кучер? – спросила мисс Дженни у негра, сидевшего за рулем ближайшей машины.
– Он к заднему крыльцу пошел, мэм. :– Негр открыл дверцу и спустил на землю ноги, облаченные в армейские штаны цвета хаки и клеенчатые краги. – Я схожу его позову.
– Спасибо. Слава Богу, это кончилось, – добавила она. – Как жаль, что у людей не хватает ума или, вернее, смелости разослать приглашения, а самим запереть дом и уйти. Ведь все удовольствие от вечеринок состоит только в том, чтобы наряжаться и ехать в гости.
Дамы визгливыми стайками шли по дорожке и садились в автомобили или удалялись пешком, громко и не слишком мелодично прощаясь друг с другом. Солнце спустилось за дом Белл, и когда женщины выходили из тени в низкую горизонтальную полосу солнечного света, их платья начинали переливаться, словно перья длиннохвостых попугаев.
Нарцисса была в сером, глаза у нее были сиреневые, а лицо светилось безмятежным спокойствием лилия.
– Но это не относится к детским праздникам, – возразила она.
– Я говорю о вечеринках, а не о приятном времяпрепровождении, – сказала мисс Дженни. – Кстати о детях – что слышно о Хересе?
– Как, разве я вам не говорила? – встрепенулась Нарцисса. – Я вчера получила от него телеграмму. В среду он приплыл в Нью-Йорк. Телеграмма такая бестолковая, я в ней ничего не поняла, кроме того, что он собирается неделю пробыть в Нью-Йорке. В ней было больше пятидесяти слов – Хорес, наверное, разбогател, как все члены Христианской ассоциации молодых людей[13]. Так, по крайней мере, солдаты говорят, – сказала мисс Дженни. – Ну, что ж если война научила человека, подобного Хоресу, делать деньги, значит, от нее в конце концов была большая польза.
– Мисс Дженни! Как вы можете говорить это, после того как Джон… после…
– Чушь! – заявила мисс Дженни. – Война просто дала Джону хороший повод для того, чтобы отправиться на тот свет. В противном случае он бы погиб каким-либо иным способом, доставив кучу хлопот всем окружающим.
– Мисс Дженни!
– Знаю, знаю, милочка. Я восемьдесят лет прожила с этими тупоголовыми Сарторисами и никогда не доставлю удовольствия ни одному из них, проливая слезы над его бесплотной тенью. О чем же все-таки говорится в телеграмме Хореса?
– О чем-то, что он везет с собой, – отвечала Нарцисса, и на ее безмятежном лице мелькнула какая-то нежная досада. – Хорес никогда не умел ясно выражать свои мысли на расстоянии. – Она снова задумалась, устремив взор в зеленый туннель улицы, обсаженной дубами и вязами, сквозь которые полоса той тигровой шкурой разливался солнечный свет. – Как вы думаете, может, он взял на воспитание какую-нибудь военную сиротку?
– Военную сиротку… – повторила мисс Дженни. – Уж скорее маму военной сиротки.
Из-за угла дома показался Саймон. Вытирая рукою рот и волоча ноги, он плелся по газону. Неизменной сигары не было видно.
– Ну, что вы, – быстро возразила Нарцисса, и впрямь серьезно озабоченная. – Неужели вы думаете, что он на это– способен? Нет, нет, Хорес не мог так поступить. Он никогда ничего не делает, не посоветовавшись со мной. Он бы мне написал, обязательно написал бы. Вы же знаете, что это совсем не похоже на Хореса. Сделать такую глупость!
– Гм, гм, – прогудела мисс Дженни в свой горбатый норманнский нос. – Простачок Хорес, который со своим доверчивым видом бродит среди всех этих европейских юбок, которые так изголодались по мужчинам. Он даже и сам не поймет, что попался на удочку, тем более на иностранном языке. Держу пари, что в каждом городе, где он прожил больше недели, его квартирная хозяйка или еще какая-нибудь особа женского пола оставляла ему еду на плите, когда он опаздывал к ужину, или обделяла сахаром других мужчин, чтобы дать ему кофе послаще. Некоторые мужчины рождаются на свет именно для того, чтобы какая-нибудь женщина ради них превращалась в половик, точно так же как некоторые мужчины уже от рождения рогоносцы… Сколько вам лет?
– Все еще двадцать шесть, мисс Дженни, – невозмутимо отвечала Нарцисса.
Саймон отвязал лошадей и стоял возле экипажа в позе, специально предназначенной для мисс Дженни. Для банка у него была другая поза, эта же была исполнена галантной и покровительственной почтительности. Мисс Дженни внимательно посмотрела в безмятежно кроткое лицо своей собеседницы.
– Почему бы вам не выйти замуж, чтобы дать этому младенцу возможность некоторое время пожить самостоятельно? Помяните мое слово – не пройдет и полгода, как какая-нибудь чужая женщина начнет из кожи вон лезть ради великой чести не дать ему промочить ноги, а про вас он даже и не вспомнит.
– Я обещала маме, – спокойно и без всякой обиды отозвалась Нарцисса. – Я только не понимаю, почему он не мог послать вразумительную телеграмму.
– Да… – Мисс Дженни повернулась к своему экипажу. – Может, это и вправду всего лишь военная сиротка, – сказала она, но заявление это прозвучало отнюдь не утешительно.
– Так или иначе, это скоро выяснится, – согласилась ее собеседница и, подойдя к маленькому автомобилю, стоявшему возле тротуара, открыла дверцу. Мисс Дженни села в коляску. Саймон взгромоздился на козлы и взял в руки вожжи.
– Если узнаете что-нибудь новое, сообщите, – сказала мисс Дженни, когда коляска тронулась. – И приезжайте за цветами, когда они вам понадобятся.
– Спасибо. До свидания.
– Трогай, Саймон.
Коляска опять покатилась вперед, и Саймон опять держал свою новость про себя до тех пор, пока они не выехали из города.
13