Добравшись до хижины, Катеш торопливо завернула малыша в шерстяное одеяло, а Тарк развел костер у входа и невозмутимо принялся сушить свою одежду. От кожаной куртки повалил пар. Катеш, запинаясь и дрожа от испуга, стала невнятно благодарить Тарка, но он лишь добродушно рассмеялся:
– Река опасна и непредсказуема, как женщина. Будь с ней поосторожнее.
Он откинул со лба мокрые черные пряди, пригладил бороду, задумчиво посмотрел на Катеш и встал. В порыве благодарности Катеш потянулась к нему. Он ласково сжал ее руку. По телу Катеш пробежала доселе неведомая дрожь возбуждения.
Тарк все понял и промолчал, лишь придвинулся ближе. Катеш, закинув голову и приоткрыв дрожащие губы, неотрывно смотрела на него. Внезапно он перевел взгляд ей за плечо и дружелюбным голосом воскликнул:
– Нума, как ты вовремя пришел! Твой сын учится плавать!
Коротышка-каменщик торопливо спускался из хижины к реке.
После того как Нума распрощался с приятелем, он повернулся к жене и сказал:
– Хоть ты Тарка и не привечаешь, он нашему сыну жизнь спас. Он верный друг и хороший человек.
Катеш, напуганная случившимся, старалась не думать ни о Тарке, ни о том впечатлении, которое он на нее произвел. На берег реки она больше не выходила, а Тарк, хотя и часто проплывал мимо хижины, встреч с Катеш не искал.
Прошло лето. Через два месяца после летнего солнцестояния жрецы объявили о начале сбора урожая. В северной долине урожай собрали быстро, и Катеш отправилась на соседскую делянку помочь вязать снопы – Нума в очередной раз ушел в каменоломни.
Работа в поле Катеш нравилась, а за детьми они с соседкой присматривали по очереди. Когда связали последний сноп, женщины ушли готовить праздничный ужин. На закате солнца к костру потянулись мужчины, а с берега раздался приветственный крик, и хозяин делянки привел к дому нового гостя:
– Поглядите, кто к нам приехал! Будет у нас настоящий праздник урожая, с песнями, как полагается.
Из-за его плеча выглянул ухмыляющийся Тарк.
Катеш, не сдержавшись, посмотрела на него. Хотя они уже давно не встречались, по телу женщины снова пробежала восторженная дрожь. К счастью, Катеш сидела в тени, а все остальные глядели на рыбака, и никто этого не заметил.
На темном небе высыпали звезды. Все собрались у костра, и Тарк начал петь. Мужчины с удовольствием ему подпевали – то скабрезные частушки, то хвалебные песни об охотничьей удаче.
– А теперь – колыбельная, – сказал Тарк и затянул свою любимую песню – напевную, грустную мелодию.
Слова колыбельной рассказывали о незапамятных временах, о заповедном лесе, полном птиц и зверей; а потом боги, устав от птичьего гомона и звериного рыка, накрыли лес глубокими водами, будто огромным одеялом, и теперь только изредка в шуме волн слышны голоса птиц и зверей.
Звуки глубокого выразительного голоса всколыхнули в Катеш неведомые прежде чувства.
– Ах, как хорошо! – вздохнула она.
Катеш тихонько раскачивалась в такт чарующей мелодии и пыталась разобраться в своих чувствах: ей нравилось сильное, гибкое тело Тарка, нежный голос и мечтательный взгляд. Она взяла на руки спящего Нумати, незаметно ушла в хижину и, уложив ребенка в колыбельку, села у порога, под небом, усеянным звездами. Ее преследовали неотвязные мысли о Тарке.
Чуть погодя с реки послышался тихий плеск весел. Катеш всмотрелась в темноту, но лодку не разглядела.
Тарк появился на тропе внезапно, ступая бесшумно, как дикий зверь. Катеш непроизвольно подалась ему навстречу, забыв о муже и сыне.
– Ты знала, что я приду? – прошептал он.
Катеш, ахнув, прильнула к нему.
– Я для тебя колыбельную пел, – признался он, обнимая ее и увлекая за собой в хижину.
Целый месяц Нума провел в каменоломнях и только в последний день лета решил вернуться в Сарум. Он собирался выйти сразу после полудня, чтобы засветло добраться домой, но припозднился. По дороге он дважды останавливался передохнуть. С наступлением сумерек в роще завыли волки, однако Нуму это не испугало.