Мужчина расстегнул пальто, вытащил из внутреннего кармана смятый конверт и неуверенно протянул его жандарму.
Листок смотрел на протянутую бумажку, точно на его глазах произвели фокус. Смотрели и Оржанский с Росляковым — такого оборота никто из контрразведчиков не ожидал. Все трое недоуменно переглянулись, и ротмистр подал прапорщику знак глазами.
Росляков поднялся, осторожно снял с руки армянина нежданно явившуюся улику и вновь уставился на начальника.
— Читай! — бросил ему Листок.
Росляков открыл конверт, вынул из него сложенную вчетверо бумажку.
— Записка это, Алексей Николаевич… На турецком писано — арабским, значит, шрифтом.
— Арен по-другому не умеет, — подал голос армянин. — Учился турецкий. Рашид переводить…
— Так, читай! Ты же у нас толмач! — с раздражением приказал прапорщику Листок.
Росляков вновь уткнулся в текст и, помедлив, начал переводить — неторопливо, изредка замолкая, чтобы точнее воспроизвести не сразу понятое предложение. И тогда он поправлял очки, глаза его вновь и вновь пробегали по одной и той же строке, а губы беззвучно шевелились.
То, что в конце концов он перевел, было следующего содержания:
"Дорогие братья Ашот, Вазген и Давид… Пишет вам Арен. Встретил в Эрзеруме человека, говорит, что его брат знает Ашота. Очень обрадовался. С трудом уговорил передать это письмо Ашоту. А мне очень надо. Я по-прежнему с эфенди Муса. Но мне очень плохо. Тоскую. И очень страшно. Муса говорит, что могут опять резать армян. Хочу к вам. Русский не резать. Если примете, сделаю все, чтобы вернуться. Если примете, скажите этому человеку. Он может помочь вернуться. Всех обнимаю. Жду. Арен".
— Все, Алексей Николаевич… — буркнул Росляков и протянул бумажку ротмистру.
Листок повертел ее в руках, с удивлением разглядывая со всех сторон арабскую вязь, и, навертевши, искоса посмотрел на армянина.
— И что вы ответили "этому человеку"? Что примете брата? Или нет?
— Брат ведь, господин… — едва слышно промямлил мужчина.
Ротмистр задумчиво покачал головой.
— Вот что, любезный Ашот Акопян… Пожалуй, я тебе поверю… Но и проверить, сам понимаешь, обязан. Так что отсюда не уйти тебе, пока не услышу имя брата того "человека". Тронуть мы его не тронем — все равно брат на той стороне фронта и не скоро еще появится. А вот поговорить — поговорим… А иначе долго еще не увидишь своих братьев!
Армянина, похоже, бросило в жар — на лбу вновь выступила испарина.
— Правду говоришь, господин офицер? Не будешь трогать? — едва слышно произнес он.
— Тебе недостаточно моего офицерского слова? Ну?
Мужчина от неожиданного окрика встрепенулся, на мгновение замер и, вдруг закачавшись из стороны в сторону, простонал:
— Глухс тарар![9] Несчастье мне! Башхиян он, сапожник Гаро, друг моя!
И, ухватившись за голову, запричитал:
— Что я наделать! Что я наделать!
Листок некоторое время понаблюдал за истерикой Ашота, потом отвернулся и как бы между прочим бросил сотнику:
— Николай Петрович, запри-ка инородца на время — пусть успокоится…
— Господин офицер! — воскликнул было обалдевший задержанный, но ротмистр, повысив голос, перебил:
— И назад ко мне!
Оржанский встал.
— Пошли, армянская душа! Поднимай задницу!
— Что маракуете, господа офицеры? — спросил Листок, когда сотник возвратился в кабинет.
Оржанский и Росляков переглянулись.
— Похоже, не врет армяшка, Алексей Николаевич, — произнес сотник. — Больно письмецо жал истое…
— Жалистое-то оно жалистое, да только не алиби ли оно заведомое? Что-то меня "почтальон" этот беспокоит. Уж не лазутчик ли?
— Да таких "лазутчиков", Алексей Николаевич, здесь до октября пруд было пруди! Что ни товар — то контрабанда с туретчины.
— А не этот ли "почтальон" и провел армянина тайными тропами? — подал голос Росляков. — В записке на это намекал ось…
— Видать, так и было… — задумавшись, произнес Листок. — Я-то все гадал, как это он лихо линию фронта прошел! Вот только взяли-то одного Арена… Второго-то не было!
— А второму зачем было идти до Сарыкамыша? В военное время контрабандисту попадаться резону нет, — возразил Оржанский.
Ротмистр внимательно посмотрел на сотника.
— Может, оно и так, "Взвейтесь, соколы, орлами!"… Ты вот что — отправляйся сейчас же на вокзал, разыщи этого чертового поручика да поговори с ним: мол, как задержали, был ли еще кто с ним, да что армянин ему плел. Заодно и про "Святую Анну" уточни! Понял?