— Глупости, ротмистр, просто какие-то детские игры! Забудьте и даже не вспоминайте. И не смейте об этом говорить кому-либо еще!
Он рывком просунул руки в рукава шинели.
— Сейчас главное не гадать, а проследить за Берт! Возможно, она-то нас и выведет на истинного шпиона. Идемте!
18. 28 ноября 1914 г. Росляков
Из дневника Николая II:
"28-го ноября. Пятница.
Утром усиленно дочитывал бумаги. В 10 час. поехал в военный собор, оттуда в Храм Славы, в Закавказский институт и в женское заведение Св. Нины.
После завтрака зашел в склад имени Алекс тут же в залах, где работала масса дам. Затем посетил Тифлисский кадетский корпус и реальное училище, в котором были собраны ученики и ученицы других учебных заведений. Вернулся во дворец в 4 а в 5 час. отправился в дом умершего купца Сараджева на чашку чая дворянства. Видел много старых знакомых дам и несколько очень красивых. Пел и играл грузинский хор. Пробыл там час с четвертью и приехал домой около 6½. Принял Воейкова и занимался. После обеда слушал с большим удовольствием замечательный хор певчих казаков конвоя наместника с старым Колотилиным. Была короткая пляска".
С вечера 27 ноября до утра 28-го Росляков с Яшкой находились в распоряжении "Петровича" — дежурили на двуколке невдалеке от госпиталя. Перед этим Листок заперся с филером и минут пятнадцать о чем-то говорил с ним. Потом вызвал его, Рослякова, и долго вталкивал то, во что Алексей верить не хотел: вместе с "Петровичем" взять под наружное наблюдение не кого-нибудь, а Наталью Ивановну Берт — сестру милосердия, милую избранницу сотника Оржанского! И лишь когда было приказано по команде филера арестовать и доставить в "контору" и ее, и того, с кем она войдет в контакт, — лишь тогда Росляков понял, что дело нешуточное. За всем этим стояла поимка вражеского агента, с которым Берт была каким-то образом связана и на которого должна была вывести именно она! Листок, правда, не стал раскрывать, что связывало сестру милосердия со шпионом, но предупредил: неизвестный может оказаться штаб-офицером, и оба могут быть вооружены.
Однако в тот вечер ничего не произошло — Берт, вероятно, дежурила и из госпиталя так и не вышла. Они с Яшкой простояли до утра в месте, указанном "Петровичем" — невдалеке от госпиталя, на перекрестке дорог, ведущих на Кагызман и к офицерским домам 156-го пехотного полка. Где в это время находился филер, Росляков сказать не мог. Только когда уже рассвело, он как-то внезапно вырос у двуколки, скороговоркой велел ехать в "контору", доложить Листку обстановку и возвращаться на прежнее место часа в четыре вечера, когда начнет темнеть. "Днем их встреча маловероятна, — на прощание сказал он. — По возвращении ждете меня здесь. Если через полчаса не появлюсь, езжайте к ее квартире на Складской улице. Встанете в переулке на Армянской!"
Сказал — и тут же исчез.
Листок выслушал доклад Рослякова в мрачном молчании. Спросил лишь:
— Адрес Берт знаешь?
Алексей сказал, что знает — провожали ее вместе с Оржанским. Ротмистр недобро посмотрел на него и, отвернувшись, приказал:
— Делай, что сказали!
И ушел к себе.
Сколько Росляков проспал в своей комнате, он не помнил. Проснулся от громкого разговора, доносящегося из коридора: о чем-то спорили Листок и штабс-капитан Авилов. Спорили, похоже, в "кабинете шефа", но столь отчаянно и шумно, что даже в комнате Рослякова можно было разобрать обрывки фраз. Из них-то Алексей и понял — пришло известие о приезде Джунковского, и что начальники бурно решают, что именно делать в оставшееся до приезда Императора время. Последнее подтвердила единственная внятно услышанная фраза Авилова, долетевшая до уха, как только послышался скрип раскрывающейся двери: "Только это и остается! Как хотите, но больше зацепиться не за что!"
А следом раздался приказ Листка, выкрикнутого в коридор:
— Алешка, дьявол, вставай! Пора выезжать!
Когда они с Яшкой выехали, повалил хлопьями снег. Сумерки только начали сгущаться, но от невероятно густого снегопада и в трех метрах что-либо разглядеть было невозможно. Так что к прежнему месту у развилки дорог доплелись уже в полной мгле. Росляков зажег спичку, чтобы глянуть на часы и отсчитать положенные полчаса, и от неожиданности вздрогнул: в двуколку тут же просунулась чья-то бесовская голова и голосом "Петровича" прошептала:
— Как скажу, пойдете следом, метрах в двадцати пяти — при таком снеге видно не будет!
Росляков хотел было спросить, как же следовать за ним, если его самого видно не будет, но не успел — голова исчезла.