Когда Листок замолчал, наступила тишина. Авилов заходил в задумчивости по кабинету. Драч, достав платок, стал промокать им вдруг вспотевшую лысину, и только Росляков, не моргая, смотрел на ротмистра сквозь круглые окуляры очков.
— Значит, необходимо их немедленно задержать… — тихо произнес он.
Авилов остановился, посмотрел на прапорщика и неожиданно прошел к аппарату.
— Соедините с "Изумрудом пятьдесят"! — быстро проговорил он в трубку. — Что? Хорошо. Как выйдет на связь, перезвоните сюда, на "тридцать два"…
Штабс-капитан положил трубку.
— Предупредим пограничников… — произнес он. — Не помешает, если мы даже ошибаемся. К сожалению, мы не знаем наверняка, были ли на двуколке пристреленного извозчика наши беглецы. Быть может, они вовсе не выезжали из Сарыкамыша…
— Это можно проверить, — негромко возразил Листок.
Все посмотрели на ротмистра.
— Достаточно установить, кто из офицеров гарнизона исчез. Обзвонить штаб, ополчение, пограничников… К тому же у нас есть вот это…
Листок указал глазами на лежащий на столе нож.
— Этим зарезали двух человек… Возможно, кто-то узнает его.
И тут произошло нечто безобразное: дверь в комнату с шумом растворилась, и на пороге, с перекошенным лицом, предстал голый по пояс Оржанский. Он все еще был пьян. Все обомлели. Сотник мотнул со стороны в сторону головой и вдруг взревел:
— Наталью зарезали? Кто!!
Взгляд его внезапно упал на стол. Шатаясь, он прошлепал босыми ногами меж изумленных офицеров, схватил нож и вдруг, Воткнув его в стол, возопил в потолок:
— Я убью тебя, Сивцов!
Одним рывком он выдернул нож, резко повернувшись, саданул воздух клинком и ринулся было к выходу, но тут на его руке повис Драч:
— С ума сошел сотник! Брось нож! Пуля в плечо попала да в башке застряла, что ли?
К Оржанскому подскочили Авилов и Листок.
— Он пьян в доску! Заберите у него нож, пока держим! — прокричал Листок штабс-ротмистру.
Драч вывернул руку сотнику, и нож упал на пол.
— Алешка! Открывай его комнату, надо запереть! Останешься с ним!
— Дураки! — заорал Оржанский. — Это адъютант! Сивцов! Нож его, он сам хвастал им за картами — с Волчановым играли! Зарезал Наташку, сволочь!!
С трудом упирающегося и орущего сотника втолкнули в дверь его рабочей комнаты, и Росляков заперся с ним изнутри. Оттуда стала доноситься площадная брань и уговоры прапорщика.
Уже вернувшись в кабинет Листка, штабс-ротмистр, поправляя гимнастерку, выругался:
— Черт знает что, господин ротмистр! Что это было?
Авилов плюхнулся на табурет и сердито глянул на Листка:
— Завтра же чтобы в контрразведке его не было, Алексей Николаевич!
Листок, наклонившись, поднял с пола нож.
— Завтра-то его не будет, только о чем это сотник орал? Это что же — нож Сивцова?
Все трое переглянулись.
В это время на столе застрекотал аппарат. Авилов, встрепенувшись, поднялся и прошел к столу.
— Да, слушаю!.. А, Иван Петрович? Штабс-капитан Авилов, начальник контрразведывательного отделения штаба армии! У нас к вам просьба… Да, срочно! Есть подозрение, что сегодня утром в сторону Меджингерта проследовала двуколка с двумя подозреваемыми в тройном убийстве — мужчина и женщина. Да… Понимаю, что время упущено… Так… Быть может, ваши люди видели кого или, может, задержали… Да, благодарю! Звоните сюда, на "тридцать два"… Еще раз спасибо!
Авилов положил трубку на аппарат:
— По дороге на Меджингерт замечены курдские и турецкие разъезды. Туда посланы пограничные наряды. Возможно, что и прояснится…
Ротмистр Листок отреагировал на это известие более чем странно — вдруг со всего маха хлопнул себя по лбу:
— Господа! Какая же я балда! Конечно же, Сивцов! "Святая Анна", кольцо, теперь кинжал и это…
Листок быстро провел правой рукой от погона до груди.