Глядя прямо в глаза Сивцова, ротмистр развернул сверток:
— Владимир Александрович, вам знаком этот нож?
Взгляд адъютанта скользнул на руку Листка; он изумленно прошептал:
— Черт возьми, ротмистр! Это же мой персидский кинжал!
Он поднял глаза.
— Но как он оказался у вас? Ах, да, понимаю… Боже! Вы даже не представляете, как он мне дорог! Это же настоящий военный трофей — снят в одиннадцатом году с убитого мной турецкого офицера в переделке под Тавризом. Я тогда был при Воробанове, командовавшем в ту пору русскими войсками при втором вводе войск в Персию.
Сивцов потянулся было к ножу, но ротмистр отстранил руку.
— Пока это должно оставаться у нас, Владимир Александрович. Простите, отдать не могу!
Адъютант раздосадованно кивнул:
— Понимаю, Алексей Николаевич… Не мог предположить, что им мог воспользоваться убийца. Вы, верно, сейчас подозреваете меня?
— Скажите, а когда он у вас пропал? — вместо ответа спросил Авилов.
— Три дня назад, наверное…
— И где вы могли его потерять?
Сивцов растерянно посмотрел на офицеров.
— Ума не приложу, господа! Обычно хранил его здесь, в столе. Многие знали, многим показывал… Дохвастался, получается! А при каких обстоятельствах…
Он не договорил — Авилов его оборвал:
— Об этом мы и пришли доложить Его Превосходительству!
Сивцов вновь оглядел контрразведчиков и угрюмо качнул головой:
— Что ж, понимаю… Сейчас испрошу разрешения…
Лицо Воробанова было чернее тучи. За стол не пригласил. Долго молчал, глядя на них невидящими глазами, и наконец мрачно произнес:
— Господин штабс-капитан, что за дрянная катавасия произошла сегодня ночью? Только коротко!
Авилов докладывал минут пять. Доложил и о единственной версии Листка по случившейся трагедии, и о персидском ноже Сивцова… В подтверждение его слов Листок шагнул вперед и положил перед генералом сверток.
Реакция была ошеломляющая: Воробанов позеленел, надулся и вдруг гаркнул, точно выплюнул кость:
— Уберите свой вонючий сверток и засуньте себе в…!
Нож полетел на край стола — Листок едва поймал его и вдруг ощутил, что щеки его вспыхнули, точно от полученной пощечины, а в горле застряло матерное слово, рвущееся на волю. Но он сдержал себя — молча обернул нож платком и сделал шаг назад.
Воробанов, пыша гневом, уставился в окно.
— Только что звонили пограничники — утром, у дороги на Меджингерт, были обнаружены турецкие разъезды. К ним, на бешеной скорости, неслась двуколка. Завязалась перестрелка, в которой один из пограничников был убит… Как оказалось — из "люггера"!
— "Люггера"? — почти одновременно вырвалось у контрразведчиков.
Воробанов мгновенно перевел взгляд на них:
— Да, господа, из вашего "Люггера"! Сам стрелявший тяжело ранен, в бессознательном состоянии доставлен на вокзал и срочно отправлен с докторами в Тифлис.
И вдруг сбавив тон, Воробанов произнес:
— Надеюсь, ему не дадут умереть…
— Кто? — сквозь зубы процедил Листок.
Глаза генерала вновь вспыхнули:
— Можете себя поздравить — это ваша сестра милосердия Наталья Берт!
Алексей Николаевич покачнулся.
— Она была… одна?
— Да, черт вас возьми, одна! — заорал Воробанов. — Я уже доложил о случившемся генералу Мышлаевскому! Советую, господин штабс-капитан, и вам своевременно доложить по связи обо всех обстоятельствах, ибо Драценко вчера также убыл в Тифлис.
Он замолчал, широко раздувая от возмущения ноздри. Потом, все еще тяжело дыша, мрачно сообщил:
— Отменить прибытие Его Величества уже нет никакой возможности… По прибытии с передовой генерал Джунковский секретно сообщил, что будет предлагать Государю посетить штаб Берхмана первого декабря, и, как мне утром сообщили, Император уже принял решение — в девять часов первого числа Государь прибудет в Сарыкамыш! Посему, как мы договорились с генералом Джунковским, посещение гарнизона ограничится лишь вокзалом и церковью. На вокзале — только командиры и начальники частей действующей армии и караул от восьмидесятого Кабардинского полка; у церкви — лишь отобранные жандармами люди и никаких женщин! Вдоль проезда от вокзала до церкви и обратно — как и было установлено — два ряда оцепления и через каждые пятьдесят метров — люди Тифлисского жандармского управления. Вдоль дороги на Меджингерт — дьявол бы вас побрал! — усиленные казачьи и пограничные разъезды! Ваша задача — не допустить шпионского эксцесса в Сарыкамыше! Подробнее, я думаю, вам разъяснят ваши начальники!