Лавренюк тем временем протянул руку Драчу, затем ему, Листку. И вновь ладонь подполковника показалась широкой и жесткой: длинные цепкие пальцы, как щупальца, обволокли руку Алексея Николаевича и коротко, но довольно чувствительно сжали ее. Он даже невольно покосился на них, и в одно мгновение понял, что не ошибался — кольцо золотое.
— Однако пора, господа! — вновь повторил Лавренюк. — Воробанов выйдет через пять минут!
— Хорошо, Павел Эдуардович, сейчас будем, — торопливо ответил Драч.
Лавренюк, помолчав, кивнул:
— Понимаю… Не буду мешать!
— О чем вы хотели говорить, Алексей Николаевич? — спросил штабс-ротмистр, когда в коридоре хлопнула дверь приемной начальника гарнизона.
Листок молчал. Почему-то говорить о ночных догадках расхотелось. В конечном счете, для "чистоты эксперимента" пусть голова жандарма будет свободной от его досужих подозрений…
— Внизу моя двуколка с Росляковым… — вымолвил он наконец. — Но, думаю, вам следует ехать с ними — Воробановым и Лавренюком…
Драч недоверчиво покосился на ротмистра.
— И это… все?
Листок промолчал.
— Что ж, приму к сведению… А теперь, Алексей Николаевич, нам действительно пора к Воробанову!
В приемной они застали стоявших у адъютантского стола подполковников и задумчиво расхаживающего по комнате штабс-капитана Авилова. Лица обоих штаб-офицеров были сосредоточенны. Лавренюк что-то пояснял Грушевскому по документам, и тот, коротко кивнув на приветствие вошедших, вновь обратился в слух.
Листок прошел к штабс-капитану; они молча обменялись рукопожатиями, и в это время, тяжело сопя, из кабинета вышел Воробанов, уже облаченный в шинель и при шашке. Выглядел усталым, и красные припухшие глаза свидетельствовали о все той же бессонной ночи. Похоже, в эту ночь не спал никто.
Когда офицеры повернулись, генерал хмуро оглядел всех и, видимо привлеченный похмельной краснотой Лавренюка, остановил взгляд на нем. Но ничего не сказал, а только прошел к столу.
— Господа! Только что звонил генерал Спири-дович. Государь, как и планировалось, прибывает к девяти часам. Мышлаевский и Юденич уже на станции. Так что станем выдвигаться к вокзалу! Вы с нами, штабс-ротмистр?
Драч кивнул.
— Тогда едем вчетвером на моей повозке. Ваша двуколка, Листок, пусть останется под штабс-капитаном Авиловым, при штабе. Вас же, Грушевский, прошу на время пребывания Государя в Сарыкамыше… прошу исполнять… В общем, находиться здесь, в приемной.
Воробанов явно хотел сказать "прошу исполнять обязанности адъютанта Сивцова", но, похоже, не сумел — ком подкатил к горлу. Сказал лишь то, что сказал. А помолчав, добавил:
— А сейчас дайте команду дежурному офицеру — пусть вызовет коляску…
Железная дорога на Сарыкамыш была проложена в самый канун войны, в 1913 году. Она играла огромную роль для связи основной части Российской империи с завоеванной в 1878 году территорией Восточной Анатолии. В том же 13-м году было выстроено и здание вокзала — конечной станции на пути Государя от Тифлиса, через Карс, до Сарыкамыша, отстоявшего от штаба генерала Берхмана всего в двадцати трех верстах грунтовой дороги через перевалы Соганлунского хребта. Позже, в 1915 году, от Сарыкамыша железная дорога была продолжена и до Эрзерума, но это уже была военная узкоколейка, возведенная лишь после продвижения российских войск на запад в результате драматической, но победоносной для русской армии Сарыкамышской операции. Пока же Государь Император прибывал на станцию Сарыкамыш, куда и направилась повозка Его Превосходительства генерал-майора Воробанова.
Было морозно. Начиная с церковной площади, где у храма уже собирались допущенные наблюдать царский молебен счастливцы, и до главной Торговой улицы, а с нее и до дамбы — то есть весь маршрут ожидаемого проезда Государя Императора — был оцеплен двумя рядами ратников ополчения. Впереди них, через каждые двадцать-тридцать метров, стояли офицеры и мелькали шинели жандармов, а за оцеплением с раннего утра уже выстроилась плотная и все увеличивающаяся толпа обывателей и свободных от службы военных. Толпа шевелилась, точно живое существо, сдержано гомонила, поднимая пар от возбужденного дыхания, и пестрела дрожащими на морозе флажками…
Листок, как и штабс-ротмистр Драч, сидел в коляске спиной к вознице, напротив Воробанова и Лавренюка. Искоса наблюдая за ними, ротмистр все более и более поражался метаморфозе, происходящей с обеими по мере продвижения их по оцепленным улицам. По сторонам мелькали непонятно откуда сбежавшиеся люди, и Воробанов, до того по-стариковски ссутулившийся и устало опиравшийся обеими руками на эфес шашки, как-то вдруг приосанился, расправил плечи. Потом лицо его приняло некое, прежде не свойственное ему снисходительноумильное выражение, а вскоре — не то от мороза, не то от нахлынувших чувств — глаза его заслезились, и он, торопливо достав из кармана надушенный платок, трогательно промокнул их и громко, не стесняясь, высморкался.