Он тяжело вздохнул, запустил здоровую руку в карман мятого халата; достал портсигар, в задумчивости раскрыл его и, достав папиросу, поднес ко рту.
— Огня дай, что ли!
Листок чиркнул спичкой и приблизил пламя к папиросе.
— Что за портсигар объявился? Не видал раньше у тебя… Серебряный, что ли?
— Не показывал в "конторе", думал, ругать будешь. Я ведь неделю назад его специально в карты выиграл у одного поручика. На кон свой кинжал ставил с серебряными ножнами. Больно баба эта понравилась!
Сотник захлопнул портсигар и протянул его ротмистру.
— Вот из-за нее все!
Листок сразу узнал его. На серебряной крышке портсигара красовался барельеф полуобнаженной дамы со скрещенными рядом саблей и винтовкой…
Он медленно поднял глаза на Оржанского:
— У какого поручика… выиграл?
Листок, вероятно, изменился в лице, поскольку сотник, отпрянув, изумленно прошептал:
— Что это с вами, Алексей Николаевич? Почернели весь…
— Что за поручик? — взревел вдруг Листок. — Говори!!
Оржанский отпрянул еще дальше.
— Да не знаете вы его — из запасных, недавно прибыл…
Бросок ротмистра был молниеносен — в долю секунды рука вонзилась в ворот халата и, как когда-то в двуколке, подтянула вихрастую голову Оржан-ского к лицу.
— Ты понимаешь, дуралей, что я тебя спрашиваю? Кто… этот… поручик?
В другой обстановке сотник одним бы ударом свалил обезумевшего ротмистра, но все произошло так быстро, а его безумие явилось столь неожиданно, что Оржанский оробел. Едва двигая языком, он прошептал:
— Баков… Поручик Баков… У него играли всегда, сосед Волчанова… А что случилось-то?
Рука ротмистра разжалась. Он вскочил. Глядя куда-то поверх головы казака, прошептал:
— Баков… Конечно же, Баков…
И уже громко:
— Который час?
Оржанский, с изумлением наблюдавший за ним, оттянул ворот мятого халата:
— Часов нет, откуда ж мне знать? Половина четвертого, поди…
Ротмистр резко повернулся и, на ходу запихивая в карман портсигар Оржанского, бросился к дверям.
— Вы куда? — крикнул, было, сотник, но из распахнутой двери уже разносился топот бегущих офицерских сапог.
Было уже сумрачно, когда Яшка, нещадно стегая Сивуху, помчал в сторону госпиталя. Выскочив на уже опустевшую церковную площадь, Листок непроизвольно глянул в дальний конец: оттуда, с Торговой улицы, должен был выехать автомобиль Государя. Машинально подумал, что если Император возвращается в четыре, то, если прибавить еще минут десять езды до госпиталя, в запасе всего минут пятнадцать-двадцать!
— Гони, Яшка, гони! — прокричал он.
— Куда гнать-то, Алексей Николаевич? — крикнул в ответ ефрейтор, сам возбужденный от бешеной езды. — В госпиталь, как говорили?
— К штабу, черт безмозглый! К штабу сначала!
Через десять минут Листок ворвался в дежурную комнату. Посыльный — конопатый солдат, и сидевший у окна дежурки усатый унтер-офицер — помощник дежурного — оба вскочили.
— Где Баков? — накинулся он на унтера.
— Вышел, Вашсокбродь! Как только сообщили с вокзала, что Государь Император проехали дамбу, так поручик поднялись к подполковнику, доложить!
— За мной! Бегом! — крикнул ротмистр ничего не понимающему унтеру и, сигая через две ступени зараз, ринулся по лестнице на второй этаж.
Лавренюк, сидевший за столом, и склонившийся над ним Авилов одновременно поворотили головы на взъерошенного ротмистра, с перекошенным лицом ворвавшегося в приемную комнату.
— Где дежурный поручик? — безумно оглядевшись, прокричал он с порога.
— Что это значит, ротмистр? — возмутился Лавренюк. — Дежурный, где и положено ему быть — в дежурке. А вот вы почему здесь?
Листок подскочил к столу и, склонившись над подполковником — да так, что тот от неожиданности откинулся на спинку стола, — вдруг прошипел в лицо:
— Вспоминайте, Павел Эдуардович, быстро вспоминайте: двадцать пятое ноября, Сивцов за этим столом с телефоном в руках, вы рядом, в приемной… Вспоминаете? Сивцов разговаривает со мной, я спрашиваю, имеет ли подпоручик Зайков "Святую Анну", адъютант справляется у вас, вы отвечаете, что не знаете… Вспомнили?
— Ну, допустим… — неуверенно произнес подполковник.
— Кто-то еще был в это время в приемной? Вспоминайте, Павел Эдуардович, это очень важно!
— Не уверен, но, кажется, какой-то обер-офицер… Да! Был! Дежурный по сто пятьдесят шестому полку — что-то докладывал.