Ребята насторожились, увидев рядом человека в немецкой форме и с автоматом в руках.
— Это свой, — успокоил Саша.
— Тоже партизаны? — спросил Алексей, разглядывая ребят.
Саша утвердительно кивнул головой.
— Вот здорово! — шептал на ухо Егорушке Степок. — Поди разберись — настоящий немец или фальшивый.
— А это мы сейчас узнаем… — Егорушка храбро подошел к Алексею и уставился на него.
— Тебе чего? — спросил Алексей.
— А вы что, дядя, советский или из русских немцев?
Алексей внимательно поглядел на Егора.
— Настоящий советский… — пояснил он. — Теперь ты успокоился?
— Вполне… Теперь порядочек… — Егорушка, довольный ответом, снова отошел к ребятам.
— Слышали? — горделиво сообщил он. — Я все разузнал.
Где-то вдалеке, в противоположной от реки стороне, послышался взрыв.
— Это наши… — успокаивая Алексея и ребят, пояснил Саша. — От переправы внимание отвлекают.
Вскоре в сумерках показались остальные красноармейцы. Они длинной вереницей бесшумно шли по берегу реки, слегка поблескивая винтовками. С ними, прихрамывая, шел и капитан Антипов.
— Все готово! — сообщил Саша, снова вытягиваясь перед капитаном. — Можно начинать переправу.
Внешне спокойный, он очень волновался, думал, не следили ли за ребятами, когда они шли из Песковатского. Теперь только он, и больше никто, отвечал за судьбу доверившихся ему людей.
Красноармейцы спустили плот на воду. В темноте тихо плескалась река. Небо стало проясняться, морозило.
Трава заметно побелела от инея, под ногами потрескивал молодой ледок.
Степок, Егорушка и Серега разошлись в разные стороны охранять переправу. Саша остался с красноармейцами. Переправляли по нескольку человек. Слышались всплески багра и приглушенные голоса людей. Громко разговаривать и курить было запрещено.
— Успеем ли за ночь переправить всех? — беспокоился капитан Антипов. Он сидел на плащ-палатке на берегу реки и следил за переправой. На руке у него блестел циферблат часов.
— Успеем, — уверенно отвечал Алексей. Время от времени он поднимался на откос и ходил по краю поля, прислушиваясь, не подают ли сигналов ребята.
Саша работал с увлечением, ловко, быстро. Он переправлял людей и подтягивал пустой плот обратно к глиняному откосу. Когда больше половины людей были уже на противоположном берегу, Саша, поторопившись, оступился и по грудь погрузился в воду. Красноармейцы помогли ему вылезти на берег.
— Простудишься, парень, — заботливо сказал пожилой старшина с перевязанной рукой.
— Ничего! — Саша сконфуженно улыбнулся, не чувствуя холода, хотя ледяная вода стекала с него ручейками и одежда неприятно прилипала к ногам и груди.
Луна то показывалась на небе, то снова исчезала, дул холодный, пронизывающий северный ветер. Переправлявшиеся красноармейцы, достигнув противоположного берега, исчезали в кустах.
Последними переправлялись капитан Антипов и Алексей.
— Ну, Александр Чекалин, если после войны встретимся, лучшим моим другом будешь, — сказал Антипов, с удовольствием глядя на стройного, подтянутого юношу, молодцевато вскинувшего свою винтовку на плечо. Капитан, крепко пожал Саше руку. Алексей тоже протянул ему руку.
— Передавай привет своему командиру, — сказал он. — В случае чего вернемся к вам в отряд партизанить… — И, немного подумав, добавил: — Я ведь тоже партизан. Поручили мне помочь людям, язык знаю немецкий — помогает…
Саша видел, как цепочка людей поднималась по берегу, заросшему мелким кустарником, уходя все дальше на восток.
— Счастливого пути! — прошептал Саша, представляя себе, какой тяжелый, опасный путь ждет этих людей, таких простых и мужественных.
Засунув пальцы в рот, Саша негромко свистнул, подражая крику болотной птицы. В ответ с разных сторон, каждый по-своему, откликнулись ребята. Потом собрались снова вместе.
Ночь была уже на исходе. Все громче хрустела под ногами тронутая изморозью трава, над рекой поднималась белесая плотная стена тумана, закрывая противоположный берег. Тянуло, сыростью, запахом глины. У Саши слегка кружилась голова, рябило в глазах, но спать не хотелось. Одежда на нем коробилась, неприятно холодила тело.
— А мы продрогли, — жаловались Степок и Егорушка, зябко поеживаясь. У обоих носы посинели, лица вытянулись.
Серега с лихо сдвинутой набекрень шапкой, в стареньком овчинном полушубке только улыбался, в сумраке ночи сверкали его белые зубы и большие круглые глаза.
— Ловко! — говорил он. — Вот это да! Отряд наших войск переправили.