Поговорив еще с Кореньковым и потом по телефону с Калашниковым, Тимофеев попросил вызвать Сашу.
После ухода Коренькова Тимофеев, немного подумав, снова позвонил по телефону, но теперь уже в военкомат. Разговор шел об отце Саши Павле Николаевиче.
— Подожди пока. Оставь до особого распоряжения… — предложил по телефону Тимофеев. — Он мне тоже будет нужен. Хорошо все окрестные леса знает… охотник.
В списке у Тимофеева появилась новая фамилия. Но с этим человеком надо было еще поговорить.
Открыв дверь, Саша нерешительно шагнул в кабинет Тимофеева.
Тимофеев кивнул ему головой, продолжая разговаривать по телефону.
Саша присел на краешек стула у двери, посматривая по сторонам. Полтора месяца назад он вместе с Васей Гвоздевым и Егором Астаховым вот так же, волнуясь, пришел в этот кабинет к Тимофееву записываться в истребительный батальон. Тогда Тимофеев, как и теперь, одетый в военную форму с двумя кубиками на малиновых петлицах гимнастерки, внимательно выслушал ребят, а потом категорически отказал им. Но Саша все-таки добился, чтобы его зачислили в конный взвод. В первом же деле, когда отряд выехал прочесывать лесную полосу вдоль железнодорожного полотна, Саша отличился, напав на следы сброшенных с самолета вражеских парашютистов-диверсантов. Потом крупная операция совместно с другими истребительными батальонами по разгрому вражеского десантного отряда в соседнем районе.
— Как здоровье Елизаветы Дмитриевны, спрашиваешь? — кричал в трубку Тимофеев. — Неважно. Лежит дома. Не-ет… Врачи сейчас не могут помочь… Самое главное, говорят, теперь покой… Лежит в постели… Ничего не поделаешь. Конечно, туго приходится. Дочку отправил к тетке… Да…
Саша догадался, что речь идет про жену Тимофеева.
Кончив разговаривать по телефону, Тимофеев повесил трубку, с полминуты помедлил, очевидно собираясь с мыслями, потом спросил Сашу, в упор поглядев на него:
— На охоту любишь ходить?
— Люблю… — удивленно ответил Саша, встал перед Тимофеевым и по-военному вытянул руки по швам. Ко всем бойцам истребительного батальона Тимофеев обращался на «вы». И только в минуту особого расположения к человеку он разговаривал запросто, на «ты».
Тимофеев едва заметно улыбнулся, а Саша покраснел, польщенный, что широкоплечий, кряжистый командир, разглядывая карту района, продолжает запросто разговаривать с ним, расспрашивая про окрестные леса.
Саша тоже подошел к карте, пальцем показывая знакомые места.
— Леса у нас отменные. Даже медведи есть. Хотя вы сами все знаете.
— Медведи… — задумчиво повторил Тимофеев, поглаживая рукой зачесанные назад густые русые волосы. — А ты видел медведя?
Саша, считавший себя заправским охотником, даже усмехнулся:
— Мы с батей видели. Правда, небольшой медведь, медвежонок наверно, увидел нас и убежал. А стрелять мы не стали — пожалели… И знаете где? Вот тут… — Саша указал на карте. — Здесь даже лесовик заблудится — чаща, бурелом, от дороги далеко. Глушь непомерная. Птиц и то не слышно. Зато зверья… Вот где охота!
Тимофеев не перебивал. Незаметно для себя Саша увлекся:
— Мы с отцом все собирались построить шалаш в лесу, в самой глуши, и там с неделю пожить. Вы знаете, как интересно! Ночью все тихо-тихо, особенно перед рассветом. Деревья не шелохнутся, словно спят. А чуть только начнет светать — словно ветерок пробежит… Зашуршат листья, сперва робко, словно спросонья, а потом все слышнее, громче. Зачирикают птицы, сперва тоже робко, а потом смелее. Выскочит белка, цокнет раз-другой, взбираясь по стволу. А ежики… Вы только посмотрели бы, что утром, на рассвете, ежи разделывают…
Тимофеев внимательно слушал. Ему все больше нравился этот живой, разговорчивый юноша, с таким увлечением рассказывавший о своих лесных наблюдениях.
Они стояли у большой карты европейской части Советского Союза, висевшей на стене за письменным столом. Саша поинтересовался, где проходит сейчас линия фронта.
Тимофеев карандашом показал, где теперь идут ожесточенные бои с противником. Саша нахмурился, видя, как уже далеко в глубь страны зашли фашистские полчища. Сердце у него заныло, стало как-то не по себе.
Словно отвечая на невысказанный Сашин вопрос, Тимофеев твердо произнес:
— Остановят. — Широкоскулое, загорелое лицо его потемнело, крепко сжались губы. — Остановят, — повторил он.
Взглянув на часы, Тимофеев неожиданно для Саши распорядился: