Особенно бранить сына мать не стала. Она понимала, как трудно было Саше отстать от своих товарищей.
Кривил ли раньше Саша душой? Нет. Это, пожалуй, единственный случай. Перед матерью и отцом он всегда был правдив.
Мать простила сына. В этот день она испекла пирог с маковой начинкой, а отец достал из шкафа бутылку вишневой настойки. Обоим хотелось как-то по-особен — ному отметить незабываемый для старшего сына день.
— Так и быть, налью и вам по рюмочке, — сказала она, когда все сидели за празднично убранным столом.
— Комсомольцам и пионерам не полагается, — шутил Павел Николаевич. — Это нам, беспартийным, можно.
Отец с большим удовольствием выпил за старшего сына и громко крякнул.
Саша чувствовал себя счастливым. Он то и дело притрагивался рукой к верхнему карману куртки, где теперь лежал новенький комсомольский билет.
«Надо купить комсомольский значок», — думал он.
Вечером Надежда Самойловна советовалась с мужем, чем порадовать старшего сына-комсомольца.
Неделю спустя Саша уже держал в руках новенький фотоаппарат «ФЭД» и объяснял Витюшке, как получается изображение на негативе.
— Садись вот сюда… Смотри прямо… улыбайся… — командовал Саша, усаживая у окна то отца, то мать, то брата, и, нацелившись, щелкал затвором.
— Что-то не похоже… — сомневались потом владельцы фотокарточек, рассматривая свое изображение.
— Передержка получилась… — оправдывался Саша.
— Просто беда… — жаловалась в разговоре с соседями Надежда Самойловна. — Наш фотограф куда ни пойдет — все с аппаратом. Даже во сне бредит: снимаю!..
Но Саша увлекался не только фотографированием. В школе его все больше интересовала физика. Он часто оставался после уроков в физическом кабинете. Починял испорченные приборы, снова проделывал уже знакомые опыты.
— Не надоело тебе?.. — удивлялся Володя.
А дома Сашу тоже ждали интересные и неотложные дела. Что-нибудь он паял, чинил, строгал… Кладовка стала мастерской и лабораторией. Здесь появились верстак, тиски, различные инструменты. Горела электрическая лампочка. Проводку Саша сделал сам. Здесь же он проявлял свои фотоснимки.
Возвращаясь из школы, Саша озабоченно спрашивал отца:
— По радио что передавали? Не слышал?
На финском фронте шли бои. Но зато на Западе по-прежнему тишина.
— Не поймешь. То ли воюют, то ли выжидают, — говорил Саша, пытаясь разобраться в газетных сводках.
По карте он следил за военными событиями, объяснял Витюшке:
— Видишь, как фашисты усилились — какую территорию захватили? — Пальцем он очерчивал границы гитлеровской Германии и успокаивался, когда взгляд падал на огромную, не сравнимую ни с одним другим государством территорию Советского Союза, окрашенную на карте в красноватый цвет.
Однажды Надежда Самойловна услышала, как ребята, собравшись в комнату к Саше, спорили, с каких лет берут в Красную Армию добровольцами.
— С восемнадцати… — утверждал Володя Малышев. — Я узнавал.
— Вот в гражданскую войну — тогда другое дело… — замечал Егор Астахов.
— Аркадий Гайдар в шестнадцать лет уже командовал отрядом. А Корчагин?.. Еще раньше, — доносился голос Саши.
Мать слышала, как он быстро ходил по комнате, поскрипывая половицами. Не выдержав, Надежда Самойловна вошла в комнату к сыновьям.
— Уж не на фронт ли собираетесь? — спросила она.
Ребята смущенно молчали.
— Вздумаете уезжать — с комсомольского учета не позабудьте сняться, — нарочито деловым тоном напомнила она, зная, чем можно воздействовать на ребят. — Самовольный отъезд теперь, в военное время, считается дезертирством…
Зима в 1940 году стояла особенно суровая. Морозы в феврале достигали сорока градусов. Саша по своей привычке ходил налегке, порой не застегнув как следует полушубок, без шарфа, с открытой шеей.
А когда мать тревожилась, он говорил:
— Комсомольцы должны закаляться.
Может быть, поэтому Саша особенно любил лыжи. Ока рядом. По снежной целине над рекой лыжня особенная, легкая. И как приятно быть первооткрывателем с ребятами своего класса! На лыжах уходили далеко в лес, охотились. Возвращались к вечеру. Зимний день короток. И тогда допоздна горел в ребячьей комнате дома Чекалиных огонь. Мать видела — старший сын занимается. На сердце становилось спокойно.
— Комсомольские поручения-то тебе дают? — спрашивала Надежда Самойловна, заглядывая одним глазом в книгу, которую он читал.
— Стенгазету выпускаю… На днях цветной лом собирали… — перечислял Саша. — А вообще в деревне комсомольцам больше работы. У нас пока делать нечего. «Все внимание уделяйте, — говорят, — учебе».
— Правильно, — подтверждала Надежда Самойловна. — Все пути Советская власть открыла перед вами. Теперь только лентяи не учатся.
Саша учился хорошо. А вот у Витюшки бывали срывы, и тогда старший брат грозился:
— На буксир возьму!
Витюшка тяжело вздыхал и усаживался за уроки. Плыть на буксире для пионера было позорно. Да и перед Сашиными товарищами неудобно, Витюшка старался дружить и с Володей, и с Васей, и с Егором.
Особое место среди Сашиных друзей занимала Наташа Ковалева. У Наташи не было закадычных подруг в классе, вообще она предпочитала дружить с мальчиками, но выделяя среди них никого. Пользовалась она в классе большим авторитетом. Саша почувствовал это с первых дней прихода в школу. Сначала он решил: хорошо учится — поэтому и уважают.
Потом понял, что дело не только в учебе. Была в этой стройной черноглазой девушке какая-то особая серьезность и внутренняя сила, невольно внушавшая уважение. В классе она не командовала, не лезла со своими советами и нравоучениями, держалась просто и как-то независимо от подруг. И эта независимость выделяла ее не только в обращении со школьниками, но и в своих взглядах на окружающее. Даже школьные сочинения, которые она писала как-то по-своему, отличали ее от других. Красивой ее нельзя было назвать. Были среди ее подруг в классе более миловидные девочки, даже более развитые и начитанные, чем она. Но Саша не замечал остальных. Казалось ему, что и Наташа больше обращает на него внимания, чем на других. Прежняя резкость и угловатость у нее сменились более ровным, ласковым тоном. С ней можно было поговорить по душам, зная, что она не поднимет на смех и не разболтает другим. Как-то на перемене, оставшись вдвоем с Сашей в классе, она задумчиво спросила:
— Книг я много читала. А вот в жизни все как-то по-другому идет… Почему это так?..
Перед этим в классе спорили о подвигах. Говорили о Павке Корчагине, о героях-летчиках, о папанинцах.
— Чем ты недовольна? — спросил Саша.
— Собой… — призналась Наташа. — Не чувствую я в себе ничего особенного. Просто безликая, бесхарактерная единица, как и множество других. Мне кажется, ни на какой подвиг я не способна… Вот увидишь, Шурик, проживу я жизнь скучно.
Саша не мог ничего ответить, а про себя подумал: «Я тоже никакого подвига не совершу. У меня тоже характер неустойчивый».
Как-то Наташа доверила ему свою тайну.
— Только ты никому не говори… — покраснев и смешавшись, тихо попросила она.
Саша узнал, что мечтает она уехать сестрой во фронтовой госпиталь.
— А школа как же? — спросил Саша. В душе он сам уже готов был вместе с Наташей уехать на финский фронт, но все же предостерег Наташу: — Не примут до восемнадцати лет. А до тех пор, кажется, так и не доживешь…
Вскоре Наташа снова вернулась к этому разговору. На комсомольском собрании обсуждали поведение Егора Астахова. Во время занятий в классе он надерзил преподавателю русского языка и демонстративно ушел с урока. Все видели, что перед этим он был чем-то очень взволнован и лицо у него было усталое, опухшее — видно, не спал ночь.
Наташа, неожиданно для всех, резко выступила в защиту Егора, хотя его вина не вызывала ни у кого сомнения.