Заняв район, гитлеровские войска стали накапливать здесь запасы горючего и боеприпасов, подтягивать резервные артиллерийские и танковые части.
В связи с этим партизанский отряд Тимофеева получил боевое задание — мешать фашистам сосредоточивать свои резервы.
…Тимофеев выстроил отряд на опушке леса.
Саша видел, как командир, откашливаясь, потирал покрасневшие руки. Ему предстояла сейчас нелегкая задача — не просто довести до сведения людей боевое задание, а найти слова, которые дошли бы до сердца каждого, вселили мужество и отвагу.
Неожиданно резко Тимофеев спросил:
— Знаете, какое теперь положение на фронте? Знаете, что враг наступает на Москву, а на пути к Москве наша Тула?..
Все молчали.
Тимофеев помедлил, подбирая слова. Снова заговорил скупо, отрывисто:
— Наша Родина переживает тяжелые дни… Судьба наших близких, наших детей решается теперь здесь, под Москвой… Невелик наш отряд… — Тимофеев, помедлив, прошелся глазами по шеренге, взглянул в лицо каждому, — но нанести врагу урон мы сумеем.
Саша стоял нахмурившись, крепко сжимая в руках винтовку. Рядом слышалось тяжелое дыхание Клевцова. А какое бледное, настороженное лицо у рыженькой Машеньки!
Словно издалека доносился до Саши голос:
— В нашем районе фашисты сосредоточивают свои резервы. Подвозят боеприпасы, горючее, создают интендантские склады… А если мы эти базы уничтожим? Если вражеские снаряды разорвутся не под Москвой, а здесь? Если бензин сгорит здесь, на месте, а не в самолетах?..
Вслед за командиром так же кратко выступил комиссар отряда Дубов, очень моложавый на вид. Его Саша знал и раньше по Лихвину, как работника Осоавиахима.
В такой же необычной тишине Саша вслед за Дубовым негромко и глухо произнес слова присяги:
— Я клянусь…
Сердце у него сильно билось, осунувшееся за последние дни лицо горело.
И сразу же партизанский отряд в полном составе вышел на большак и обстрелял недалеко от города автоколонну врага. Осталось неизвестным, какие потери в людях понесли фашисты. Три подорвавшихся на минах грузовика колесами вверх чернели под откосом. Только когда к противнику подошло из города подкрепление, отряд, поспешно рассыпавшись в кустах, отошел в лес. Партизаны вернулись в лагерь очень довольные: почин был сделан — отряд начал воевать.
Но на другой день операция сорвалась. Немцы заметили партизан в кустах у дороги и первыми обстреляли их. После этого Тимофеев расчленил отряд на несколько групп, которые перешли главным образом к ночным операциям.
Много времени у партизан отнимали хозяйственные дела. В лесу на проезжих местах партизаны устраивали завалы, подносили в лагерь подготовленные заранее в укромных местах боеприпасы, разные домашние вещи, занимались заготовкой продуктов на зиму.
Саша с Митей и Алешей привезли в лес из ближнего колхоза «Рассвет» несколько мешков муки, освежеванную коровью тушу. Но когда поехали на огороды рубить капусту, нарвались на немцев. Лошадь, испуганная выстрелами, помчалась вскачь по дороге. Ребята, стараясь не растерять наваленные на телеге кочаны, благополучно скрылись в лесу. Фашисты не стали их преследовать.
Несколько дней спустя Костров, Клевцов, Ильин и Саша, находясь в засаде у селения Мышбор, увидели на заминированной дороге транспортную колонну врага. Впереди, подпрыгивая на ухабах, шел трехколесный мотоцикл, за ним, вытянувшись серым извилистым хвостом, ползли двенадцать нагруженных машин-фургонов, прикрытых серыми брезентами. Когда передние машины, очевидно со снарядами, начали взрываться на минах, мотоцикл рванулся вперед и благополучно проскочил опасную зону. Но тут Саша выбежал из кустов и удачно брошенной гранатой подбил мотоцикл с офицером и водителем в чине ефрейтора.
Вернувшись в лагерь, Саша чувствовал себя героем. В приказе по отряду были отмечены его находчивость и бесстрашие, говорилось о двух уничтоженных им фашистах. Друзья поздравляли Сашу.
Взяв у Матюшкина топор, Саша с одной стороны обтесал молодую сосенку на откосе оврага и сделал две зарубки. За этим занятием застал его Тимофеев. Саша смутился и, опустив голову, искоса поглядывал на командира. Он знал приказ — вблизи лагеря не оставлять следов. Но Тимофеев не обмолвился ни словом о нарушении приказа.
— Вижу, вижу, — помолчав, сказал он, — свой счет завел. Понятно, две зарубки.
Саша благодарно взглянул на командира. Тот распорядился:
— Завтра с Клевцовым отправитесь на разведку в Черепеть. Оттуда пойдете в Лихвин. Как старший, задание получит Клевцов. Ты будешь помогать ему.
Саша вытянулся. Побывать в Лихвине было его заветной мечтой.
«Может быть, сумею и домой зайти», — подумал он и стал готовиться.
Из партизанского лагеря ребята вышли ночью. До станционного поселка Черепеть было километров двадцать пять. Лихвин они обошли стороной.
«Понятно, — размышлял Саша, бодро шагая за Митей, — в город мы попадем со станции по шоссе. Кто встретится, подумает — беженцы. Домой возвращаемся». Саше хотелось говорить. Усталости он не чувствовал. Хотелось узнать, какое задание командир дал отдельно Мите. Но Митя, обычно разговорчивый и откровенный, к удивлению Саши, был необычайно молчалив и серьезен. Задание, которое он получил от командира, требовало сугубой тайны. Только он один знал, зачем они идут в Лихвин. Ему предстояло встретиться в Лихвине с человеком, оставленным там на подпольной работе. Встретиться так, чтобы никто больше не узнал об этом, даже Саша. Уже совсем рассвело, когда партизаны появились в Черепети.
— Теперь не торопись… — прошептал Митя, когда они благополучно миновали опасное место на шоссе у переезда.
Станция рядом, но она в стороне и вся на виду. У ребят небольшие котомки за плечами, в руках у Мити палка. Они медленно бредут, делая вид, что неимоверно устали.
Снова Митя шепчет:
— Не спеши…
На бугорке у проселочной дороги присели, вынули краюшку хлеба, пару соленых огурцов, кусок нежирной свинины. Позавтракали, отдохнули. Сидели они на виду у всех, не маскируясь. Пускай смотрят проходящие мимо, забрели они на станцию по пути. Главное — протянуть время. В город еще рано идти. Посидев, отправились дальше.
Саша и Митя открыто бродили по станционному поселку, в котором, словно осы в гнезде, кишмя кишели немецкие солдаты из строительного батальона.
Несмотря на накрапывавший мелкий дождь, солдаты в измятых, рваных серых куртках, с кирками, лопатами и топорами копошились на железнодорожных путях. По дороге то и дело тарахтели грузовики, подвозя строительный материал. Со стороны депо солдаты вручную подталкивали под заунывные выкрики старшего вагоны, подгоняя их на запасные пути. Строились временные пакгаузы. Вокруг штабелей снарядов, прикрытых брезентами, ходили часовые с автоматами.
Впервые в жизни разведчики были так далеко от своих, окруженные со всех сторон врагами. Даже разговаривать друг с другом они теперь опасались, помня приказ командира соблюдать величайшую осторожность. Без слов оба понимали: немцы восстанавливают железнодорожные пути в Черепети, восстанавливают складское хозяйство. Что же самое главное, требующее особого внимания и о чем можно в первую очередь доложить. командиру?
— Надо схему начертить… — прошептал Митя.
Саша сразу понял. Карандаш у него есть и бумага. На разрушенных улицах поселка, пахнущих гарью и бензином, на ребят не обращали внимания. Встречались беженцы, и среди них такие же, как Саша и Митя подростки. Очевидно, возвращаясь с окопных работ, они застряли на станции.
— Постой здесь… — прошептал Саша и, оглянувшись по сторонам, юркнул в разбитый кирпичный сарай.
Митя остановился и потом присел, делая вид, что переобувается. В проем разрушенной стены сарая он видел, как Саша торопливо на листке бумаги что-то чертит.
«Молодец Сашка… — подумал Митя, терпеливо дожидаясь, пока тот кончит. — Сумеет ли он отметить места со штабелями снарядов?»