— Тебе чего?.. — угрюмо спросил он, видя, что племянница стоит у двери и смотрит на него.
Наташа ласково, просительно заговорила, пытаясь что-либо узнать про Сашу Чекалина:
— Ты все знаешь… Ты можешь помочь.
Ковалев, сморщившись, слушал.
— Не могу… Никак не могу… — почти со стоном закричал он. Связь с партизанами после ареста Гриши Штыкова прервалась. Новому связному — девушке, заходившей к нему ладом, он так и объяснил и теперь ждал, что же предпримут партизаны. Не выдержав умоляющего голоса Наташи, схватил ватный пиджак, шапку и, на ходу одеваясь, ушел из дому.
Немного отдышавшись, Наташа снова выбежала на улицу. На этот раз ребята были дома.
Вместе с ними находился и Егор.
Выслушав взволнованный рассказ девушки о том, как взяли Сашу в Песковатском, ребята сразу же решили:
— Надо искать партизан.
— Но где искать их? — спросила Наташа.
Долго ребята совещались.
— А что, если пойти в Песковатское? — предлагал Володя.
— А чего ты там узнаешь? — возражал Вася.
Егор молчал.
— А что, если… в Батюшкове, у жены Тимофеева? — неуверенно произнес он.
Сразу Володя и Вася загорелись. Наташа тоже подняла голову. Споров больше не было. Сперва Егор хотел пойти вдвоем с Васей. Но Володя отговорил.
— Ты здесь, в городе, нужнее… — заявил он Егору.
Володя и Вася пошли в Батюшково. А Егор получил задание поговорить со своим отцом. На этом особенно настаивала Наташа, и долго молчавший Егор скрепя сердце сдался.
— Ладно… — сказал он, тяжело вздохнув. — Поговорю… — И сразу же заторопился домой.
Наташа побежала вслед провожать Егора. Если бы можно было, она с Егором пошла бы к Чугрею и стала бы умолять его помочь Саше.
— Может быть, твой отец согласится! — убеждала она Егора.
Но когда Егор вернулся домой, отец сидел мрачный. Он даже не захотел разговаривать с сыном.
— Явился? — только спросил он и снова ушел в комендатуру.
— В немилость впал у начальства. Вот и нервничает… — сообщила Егору мать, жалобно глядя на пего и не понимая, радоваться ей или печалиться.
Егор уже слышал. Жадность отца, нечистого на руку, таскавшего к себе вещи из разгромленных, опустевших домов в городе, возбудила к нему неприязнь даже в комендатуре.
Напрасно Наташа надеялась. Вскоре, встретив Егора на улице, по его угрюмому лицу и насупленному взгляду поняла, что и у него ничего не получилось.
А Вася и Володя в это время бодро шагали в Батюшкове. Однако в селе их ждало разочарование: семьи Тимофеева там уже не было. На калитке дома висел замок.
— Надо поспрошать у жителей… — решили ребята.
Они прошли вдоль села, но не встретили подходящего человека, с кем бы можно было поговорить о партизанах. Они прошли еще несколько километров, до следующей деревни. Но там находилась немецкая воинская часть. Улица была запружена легкими танками, грузовиками в огромных маскировочных чехлах. Ребята подошли к колодцу на краю деревни. Пожилая колхозница в сером армяке набирала воду, хмуро и пугливо озираясь по сторонам. Ребята осмелились — заговорили с ней о партизанах.
— На что вам партизаны? — сурово спросила женщина, нахмурив брови.
Ребята замялись, понимая, что так открыто им ничего не скажут о партизанах, если даже знают.
— Идите подальше отсюда и держите язык за зубами, — посоветовала женщина, смягчившись.
— Амба! — сказал Володя, безнадежно махнув рукой.
Ребята поплелись обратно в город. Найти партизан оказалось не так просто. Может быть, они и были совсем рядом, по кто мог об этом сказать?
— Завтра я разыщу партизан, — уверенно заявил Володя, когда они пришли домой и, не раздеваясь, легли отдохнуть. Возлагал он теперь все надежды на мать Мити Клевцова, наивно полагая, что она-то знает, где обосновались партизаны.
Поздно вечером пришел Егор.
— Повесить хотят Сашу… — сказал он, тяжело опускаясь на стул. Это все, что он смог дома узнать.
Не только ребята из города пытались найти в этот день партизан. Искали партизанский отряд и ребята из Песковатского.
Все село уже с утра знало, что Саша схвачен в своем доме фашистами. Знали, что выследил Сашу староста Авдюхин.
Когда Егорушка и Серега пришли утром к старикам Чекалиным, Марья Петровна суетливо топила печку, а Николай Осипович в расстегнутой рубашке сидел на лавке, безжизненно опустив голову на грудь. Слезы покатились у Марьи Петровны по щекам, когда она начала рассказывать про внука.
Ребята сидели у Чекалиных недолго. Они поняли, что старики им ничем не помогут. На улице к Сереге и Егорушке присоединились Зинка и другие ребята. Все вместе они теперь собрались в незапертом старом сарае у прогона.
— Как же это так?.. — упрекала Зинка Серегу и Егорушку. — Вы же вчера долго еще оставались у Саши… Я видела… Не могли предупредить.
Егорушка чувствовал, что он больше всех виноват. Нельзя было Сашу одного оставлять.
— Не догадались охрану на ночь у дома установить… — горевал Степок.
Теперь все удрученно молчали.
— Как же, ребята? — растерянно спрашивал Серега.
— А что, если пойти к леснику? — предложил Егорушка.
Он знал, что лесник живет километров за пятнадцать от села, за оврагом Крутой верх. Ребята сразу оживились, заговорили, убеждая друг друга, что если даже лесник сам и не знает, где лагерь партизан, то поможет найти их.
Егорушка и Степок немедленно помчались к леснику. И хотя Березкин, встретивший ребят сухо, настороженно, заявил, что нигде не встречался с партизанами и ничего не знает о них, ребята почувствовали, что он кое-что знает, но не хочет говорить.
Ребята безнадежно переглянулись. Пора уходить.
— Есть у меня знакомые, — уклончиво пообещал Березкин, решительно выпроваживая ребят из избы. — Может, они увидят партизан, дадут им знать…
На крыльце он еще постоял, последил, куда пошли ребята. Потом, тяжело вздохнув, вернулся в темную избу.
Уже начинало вечереть, когда ребята подошли к Песковатскому. У околицы нагнали закутанную в темный платок женщину с узелком в руках. Рядом с ней шел парнишка в серой заячьей шапке. Они двигались медленно, неуверенно, по временам останавливаясь на дороге, словно кого-то поджидая.
— Ты знаешь, кто это? — спросил Егорушка у Степка, когда ребята были уже на своем посаде. — Это Сашина мать. Честное слово. И Витюшка с ней.
— Что же ты раньше не сказал? — рассердился Степок. — Я бы подошел к ней, спросил… — Что он спросил бы, Степок и сам не знал.
— Только сейчас догадался, — растерянно признался Егорушка, не понимая, чем могла бы помочь им мать Саши.
— Смотри, староста по посаду шныряет, — тревожно предупредил Степок, оглядываясь.
Не желая попадаться на глаза Авдюхину, ребята поспешно шмыгнули в закоулок и задворками разошлись по домам.
А Сашу в это время снова привели на допрос. Одновременно привели и Митю. Очевидно, гитлеровцы решили устроить им очную ставку, рассчитывая заставить партизан заговорить. Но ребята, торопливо обменявшись взглядами, не подали и виду, что знают друг друга, хотя каждый из них понимал, что это бесполезно.
На Митю было страшно смотреть. В кровоподтеках, синее лицо, запекшиеся губы, разорванная в клочья рубашка. Но держался он спокойно, и Саша понял: Митяй устоял, ничего не выдал.
Саша ощутил новый прилив сил.
Как ему хотелось сейчас подойти поближе к Мите, пожать ему руку и сказать: «Держись, Митяй! Не бойся… Я тоже не боюсь… Нас еще отобьют свои. Вот увидишь…»
Если бы можно было сейчас заговорить с Митяем! Но об этом нечего и думать. Можно только смотреть на Митю и мысленно разговаривать с ним…
На этот раз допрашивал другой офицер, толстый, с водянистыми, бесцветными глазами и прилизанными светлыми волосами, зачесанными гладко на пробор. Судя по знакам отличия, он был выше по чину, чем предыдущий. Он допрашивал по-русски, чисто, но как-то деревянно выговаривая каждое слово.