Выбрать главу
Зять с тещей, сидя на ольхе. Свершали смертный грех… Смешно? Хи-хи. Смешно? Хэ-хэ. Греми, свободный смех!

Все

Ноги кверху! Выше, выше… Счастлив только идиот. Пусть же яростней и лише Идиотский смех растет.
Превратим старушку лиру В балалайку. Жарь до слез! Благородную сатиру Ветер северный унес…
1908

ПОСЛАНИЯ

ПОСЛАНИЕ ПЕРВОЕ
Семь дней валяюсь на траве Средь бледных незабудок. Уснули мысли в голове, И чуть ворчит желудок.
Песчаный пляж. Волна скулит, А чайки ловят рыбу. Вдали чиновный инвалид Ведет супругу-глыбу.
Друзья! Прошу вас написать — В развратном Петербурге Такой же рай и благодать, Как в тихом Гунгербурге?
Семь дней газет я не читал… Скажите, дорогие. Кто в Думе выкинул скандал, Спасая честь России?
Народу школа не дана ль За этот срок недельный? Какая в моде этуаль? И как вопрос земельный?
Ах, да — не вышли ль, наконец. Все левые из Думы? Не утомился ль Шварц-делец? А турки?.. Не в Батуме?
Лежу, как лошадь, на траве — Забыл о мире бренном, Но кто-то ноет в голове: Будь злым и современным…
Пишите ж, милые, скорей! Условия суровы: Ведь правый думский брадобрей Скандал устроит новый…
Тогда, увы, и я и вы Не будем современны. Ах, горько мне вставать с травы Для злобы дня презренной!
1908
Гунгербург
ПОСЛАНИЕ ВТОРОЕ
Хорошо сидеть под черной смородиной. Дышать, как буйвол, полными легкими. Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной» И следить за тучками легкомысленно-легкими.
Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею. Смотреть с веранды глазами порочными. Как дворник Петер с кухаркой Агашею Угощают друг друга поцелуями сочными.
Хорошо быть Агашей и дворником Петером, Без драм, без принципов, без точек зрения. Начав с конца роман перед вечером. Окончить утром — дуэтом храпения.
Бросаю тарелку, томлюсь и завидую, Надеваю шляпу и галстук сиреневый И иду в курзал на свидание с Лидою, Худосочной курсисткой с кожей шагреневой.
Навстречу старухи, мордатые, злобные. Волочат в песке одеянья суконные. Отвратительно старые и отвисло-утробные, Ползут и ползут, словно оводы сонные.
Где благородство и мудрость их старости? Отжившее мясо в богатой материи Заводит сатиру в ущелие ярости И ведьм вызывает из тьмы суеверия…
А рядом юные, в прическах на валиках, В поддельных локонах, с собачьими лицами. Невинно шепчутся о местных скандаликах И друг на друга косятся тигрицами.
Курзальные барышни, и жены, и матери! Как вас нетрудно смешать с проститутками. Как мелко и тинисто в вашем фарватере. Набитом глупостью и предрассудками…
Фальшивит музыка. С кровавой обидою Катится солнце за море вечернее. Встречаюсь сумрачно с курсисткой Лидою — И власть уныния больней и безмернее…
Опять о Думе, о жизни и родине. Опять о принципах и точках зрения… А я вздыхаю по черной смородине И полон желчи, и полон презрения…
1908
Гунгербург
ПОСЛАНИЕ ТРЕТЬЕ
Ветерок набегающий Шаловлив, как влюбленный прелат. Адмирал отдыхающий Поливает из лейки салат.
За зеленой оградою, Растянувшись на пляже, как краб. Полицмейстер с отрадою Из песку лепит формочкой баб.
Средь столбов с перекладиной Педагог на скрипучей доске Кормит мопса говядиной, С назиданьем при каждом куске.
Бюрократ в отдалении Красит масляной краской балкон. Я смотрю в удивлении И не знаю: где правда, где сон?
Либеральную бороду В глубочайшем раздумье щиплю… Кто, приученный к городу, В этот миг не сказал бы: «Я сплю»?
Жгут сомненья унылые. Не дают развернуться мечте, — Эти дачники милые В городах совершенно не те!
Полицмейстер крамольников Лепит там из воды и песку. Вместо мопсов на школьников Педагог нагоняет тоску.
Бюрократ черной краскою Красит всю православную Русь… Но… знакомый с развязкою — За дальнейший рассказ не берусь.