Ах, вчера не сладко было!
Но сегодня как могила
Мрачен Банков и косится
На соседний страшный стол.
Но спокойна дева Керних:
На занятиях вечерних
Под лихие завитушки
Не ее ль он целовал?
Подошла как по наитью
И, муссируя событье.
Села рядом и солидно
Зашептала не спеша:
«Мой оклад полсотни в месяц.
Ваш оклад полсотни в месяц, —
На сто в месяц в Петербурге
Можно очень мило жить.
Наградные и прибавки,
Я считаю, на булавки.
На Народный дом и пиво.
На прислугу и табак».
Улыбнулся мрачный Банков —
На одном из старых бланков
Быстро свел бюджет их общий
И невесту ущипнул.
Так Петр Банков с Кларой Керних
На занятиях вечерних.
Экономией прельстившись.
Обручились в добрый час.
3
Проползло четыре года.
Три у Банковых урода
Родилось за это время
Неизвестно для чего.
Недоношенный четвертый
Стал добычею аборта.
Так как муж прибавки новой
К Рождеству не получил.
Время шло. В углу гостиной
Завелось уже пьянино
И в большом недоуменье
Мирно спало под ключом.
На стенах висел сам Банков,
Достоевский и испанка.
Две искусственные пальмы
Скучно сохли по углам.
Сотни лиц различной масти
Называли это счастьем…
Сотни с завистью открытой
Повторяли это вслух!
Это ново? Так же ново.
Как фамилия Попова,
Как холера и проказа.
Как чума и плач детей.
Для чего же повесть эту
Рассказал ты снова свету?
Оттого лишь, что на свете
Нет страшнее ничего…
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
(Для мужского голоса)
Мать уехала в Париж…
И не надо! Спи, мой чиж.
А-а-а! Молчи, мой сын.
Нет последствий без причин.
Черный, гладкий таракан
Важно лезет под диван.
От него жена в Париж
Не сбежит, о нет, шалишь!
С нами скучно. Мать права.
Новый гладок, как Бова,
Новый гладок и богат.
С ним не скучно… Так-то, брат!
А-а-а! Огонь горит.
Добрый снег окно пушит.
Спи, мой кролик, а-а-а!
Всё на свете трын-трава…
Жили-были два крота…
Вынь-ка ножку изо рта!
Спи, мой зайчик, спи, мой чиж.
Мать уехала в Париж.
Чей ты? Мой или его?
Спи, мой мальчик, ничего!
Не смотри в мои глаза…
Жили козлик и коза…
Кот козу увез в Париж…
Спи, мой котик, спи, мой чиж!
Через… год… вернется… мать…
Сына нового рожать…
В АЛЕКСАНДРОВСКОМ САДУ
На скамейке в Александровском саду
Котелок склонился к шляпке с какаду:
«Значит, в десять? Меблированные «Русь»…»
Шляпка вздрогнула и пискнула:
«Боюсь». — «Ничего, моя хорошая, не трусь!
Я ведь в случае чего-нибудь женюсь!»,
Засерели злые сумерки в саду —
Шляпка вздрогнула и пискнула: «Приду!»
Мимо шлялись пары пресных обезьян,
И почти у каждой пары был роман…
Падал дождь, мелькали сотни грязных ног,
Выл мальчишка со шнурками для сапог.
ЛУКАВАЯ СЕРЕНАДА
Розина!
Какая причина.
Что сегодня весь день на окошке твоем жалюзи?
Дело было совсем на мази —
Ты конфеты мои принимала.
Ты в ресницы меня целовала, —
А теперь, под стеною, в грязи.
Безнадежно влюбленный,
Я стою, словно мул истомленный,
С мандолиной в руках.
Ах!
О Розина!
Ты чище жасмина…
Это знает весь дом как вполне установленный факт.
Но, забывши и клятвы и такт.
Почему ты с художником русским
В ресторане кутила французском?!
Пусть пошлет ему Бог катаракт!
Задушу в переулке повесу…
Закажу похоронную мессу
И залью шерри-бренди свой грех…
Эх!
О Розина!
Умираю от сплина…
Я сегодня по почте, мой друг, получил гонорар…
Нарядись в свое платье веселого цвета «омар». —
Поплывем мы к лазурному гроту.
Дам гребцам тридцать лир за работу,
В сердце алый зардеет пожар — В складках нежного платья
Буду пальцы твои целовать я.
Заглушая мучительный вздох…
Ох!
О Розина!
Дрожит парусина. —
Быстрый глаз твой с балкона лукаво стрельнул
и пропал, В небе — вечера нежный опал.
Ах, на лестнице тихо запели ступени.
Подгибаются сладко колени, —
О единственный в мире овал!
Если б мог, свое сердце к порогу.
Как ковер, под прекрасную ногу
Я б швырнул впопыхах…
Ах!