Оргой, кожаная рубаха с навешенными на ней железными кружками и фигурками, вместе с бубном и зеркалом являлся непременным атрибутом шаманского ритуала. Экстатический транс не наступал, пока колдун оставался в обычной одежде. Наряд преображал шамана, превращая его в сверхчеловеческое существо. Давал ему новое "легкое" тело, с помощью которого можно было преодолеть мирское пространство и путешествовать в мире духов.
Кафтан сам по себе был обиталищем духов. Живущие в нем сущности подавали признаки жизни. Наряд вздрагивал, шевелился и звенел металлическими нашивками, которые совершенно не ржавели от времени.
Градусник в палате показывал двадцать четыре градуса, но Саша мерзла. Она надела кафтан прямо на голое тело. Заскорузлая оленья кожа, насквозь пропитанная потом прежних хозяев оргоя, ощутимо пованивала и неприятно терла кожу. Под рубашку Саша надела подгузники для взрослых. Она покидала свое тело на несколько дней. Но организм, даже погруженный в беспамятство, продолжал работать, в том числе испражняться. Чтобы не очнуться в луже собственных испражнений приходилось одевать памперсы.
Саша допила настой, тщательно сполоснула кружку и термос, сложила их в сумку. Затем зажгла свечи по краям пентакля и выключила в палате свет. Зажав бубен левой рукой, Лойе медленно пошла вокруг пентакля против часовой стрелки. При каждом движении металлические кольца и фигурки, пришитые к оргою, приглушенно позвякивали. Ведьма прибавила шагу и стала невысоко подпрыгивать, при каждом приземлении ударяя в бубен.
Вскоре металлический звон нашивок слился с гудением бубна и проник в ее тело. Удары сердца, дыхание, ток крови подчинились шаманской песне. Саша ощутила легкость в теле и сильное головокружение. Когда ноги перестали ее слушаться, женщина опустилась в центр пентакля.
Лежа на полу и глядя в медное зеркало, Лойе расфокусировала зрение и прислушалась. Молчание вдруг прервалось взрывом звериных криков. Рычание, вой, визг наполнили палату до такой степени, что задрожали стены. Этот шум раздавался как ритмический рык, постепенно переходя в глухое и отдаленное ворчание, чтобы затем возобновиться с новой силой.
Ведьма сосредоточенно вглядывалась в толи, пока не увидела в зеркале у себя за спиной размытые силуэты животных. Женщина различила огромного бурого медведя, белую волчицу и лохматого полярного песца. Звери беспокойно метались по пятачку пола и чуть не наступали на пентакль. Саша перевела взгляд на свое лицо и увидела, что черты расплываются, и в темно-красной поверхности отражается сова. Стрига отдала женщине "легкую" оболочку. Можно было лететь.
Душа выскользнула из тела, как шелковый платок, который за кончик вытаскивают из кармана. И Саша оказалась в нижнем пределе. Восприятие в этом срезе бытия изменилось. Предметы воспринимались слегка размытыми, с сильным золотым свечением по краям, будто в глаза били яркие лучи закатного солнца. Лойе парила под потолком, и воспринимала все сразу. Будто угол зрения расширился до 360 градусов. Она увидела свое тело, скорчившееся на пентакле, Ирину на кровати, а к окнам и двери льнули астральные обитатели.
Мужчины, женщины, дети… После смерти они теряли человеческий облик и превращались в расплывчатые, словно накрытые вуалью силуэты. Тени беспрестанно меняли форму, будто под порывами лишь ими ощутимого ветра.
Вдруг раздался страшный прерывистый вопль, пронзительный, как скрежет стали. И вновь все погрузилось в безмолвие. Затем новый крик вспорол тишину. То внизу, то вверху, то по сторонам от Саши слышался таинственный шум. Лярвы хрустели, щелкали и трещали, испускали нервные пугающие зевки, истерические икания, жалобный вой, резкий визг и пронзительный свист. Накладываясь один на другой, звуки создавали отвратительную, сводящую с ума какофонию.
Лярвами становились нехорошо умершие люди. Они погибли в муках, часто насильственной смертью. Духи смогли покинуть нижний предел и стали здесь пленниками. Не имея возможности перейти на ту сторону, лярвы ненавидели людей и нападали на них. Но даже молчаливые, не агрессивные они излучали такую тоску и безнадегу, что хотелось бежать от них без оглядки.
Саша с облегчением покинула лимб и полетела дальше. Едва выйдя из нижнего предела, она оказалась перед блестящим потоком, несущимся с неимоверной быстротой и разливающимся на множество струй и изгибов. Она словно оказался посреди Ниагарского водопада. Только вместо воды ее облекал астральный свет. Вечная сила, пронизывающая нематериальную вселенную, и не дающая ей распасться. Поток обрушил на Лойе всю свою мощь, увлекал ее в водовороты и тянул на дно.
В потоке плавилась и сгорала, как астероид, летящий в земной атмосфере, тонкая оболочка, которую человек приобретал в течение жизни. Стиралась человеческая личность: воля, разум, память. Оставалось лишь неплавкое ядро, собственно душа, отягощенная добром и злом. Но это был уже не человек. Так что Саша точно знала, что рая и ада не существует. Нет воздаяния за грехи и добродетели. Есть только души, кружащие во тьме.
В отличие от обычных людей, шаманы способны пересекать поток, сохраняя свою личность. Их дух может безопасно оставлять тело и путешествовать на большие расстояния. Риск заблудиться в запредельных зонах всегда велик. Но располагающие духами-хранителями шаманы является единственными людьми, которые могут отправиться в мистические области, и потом находят путь назад.
Они переправляются через поток, и обретают в потустороннем мире почти божественную силу. Потому что в верхнем пределе все творится волей и словом. Люди, живущие в телах, выглядят эдакими галактиками, скоплениями огней. Каждая здоровая клетка организма как солнце, каждая больная как черная дыра.
Саша облаченная в тело совы, и потому для потока недоступная, пресекла его и попала на ту сторону. Большой пентакль, в котором лежало ее тело, прошивал все слои мироздания и горел ярким пятном. Ведьма нашла и маленькую пентаграмму, оставленную на теле Ирины. Пентакль слабо чадил в центре темной спиралеобразной галактики. Лойе устремилась к ней. Черные дыры пронизывали тело, света было меньше, чем тьмы. Саше предстояло пройти через миллиарды больных клеток и вновь зажечь в них жизнь. Это займет тысячи лет. Но в верхнем пределе вечность равняется секунде. Саша принялась за работу.
Глава двенадцатая
Очнувшись, Саша попыталась открыть глаза. Но веки слиплись, и разомкнуть их не удалось. Пошарив рукой по сторонам, женщина нашла фляжку с травяным настоем, оставленным ею накануне рядом с пентаклем. Лойе обильно смочила ресницы прохладной пахучей жидкостью, остальное выпила. Через некоторое время гной размяк, и женщина рискнула приоткрыть глаза. Пятна света, темные силуэты и волнистые линии мало-помалу преобразовались в больничную палату. Саша увидела над головой шахматку подвесного потолка — кремовые плитки перемежались квадратами галогенных светильников.
Лойе попыталась было сесть, но сочла за лучшее прервать попытку на середине. Очень осторожно она улеглась снова, закрыла глаз и схватилась за голову, иначе та, пожалуй, раскололась бы надвое.
Женщине хотелось снова погрузиться в небытие, как вдруг накатили воспоминания. Встреча с Токаревым в "Охоте", Ирина на больничной койке, ритуал восхождения. В ходе обряда Саша узнала, что болезнь девочки стала следствием наведенной порчи. И способ порчи был необычным. Ирине навязали килы.
Килы — это самостоятельный магический модуль, созданный с целью убить конкретного человека. По виду это черная шерстяная нитка с завязанными на ней тринадцатью узлами. После сплетения килов колдун сам их в руки не берет. Маг оставляет нитку там, где жертва наступит на нее или еще как-то соприкоснется. Килы сами цепляются к одежде человека, а затем проникают в его тело. Тогда заговор начинает свое действие. Через некоторое время жертва умирает от мучительной болезни.
Разрушить килы почти невозможно. В средние века считалось, что при перенесении порчи существует определенный порядок. Зло идет по нарастающей, и ставки должны повышаться. Если колдун снимает порчу с лошади, он должен наслать порчу на более дорогую лошадь, лучше первой. Если маг излечивает женщину, он вынужден наслать болезнь на мужчину, спасает старика — обрекает юношу.